Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве | страница 77



Как всегда, замечательны Маковецкий — Александр Данилыч Меншиков — и Филиппенко — Петр Андреич Толстой, создавшие рельефные образы первых соратников и интриганов эпохи, однако не покидает ощущение, что прекрасные актеры будто выламываются из двухмерного сценария и работают не благодаря ему, а вопреки.

Владимир-то Бортко явно рассчитывал на многомерность или как минимум многогранность. С оглядкой на верхний зрительский ряд… Финальная сцена — гроб императора, который соратники несут по нынешнему Невскому среди авто на заснеженный невский лед… Если воспринимать аналогии прямо и лобово — даже не по себе становится.

Но большие телевизионные начальники — народ тертый: знают, зачем и для кого работают.

* * *

О бортковском «Петре» поговорили в общем негусто, в отличие от вышедшего двумя годами ранее фильма «Царь» об Иоанне Грозном в 1565–1969 годах — времени учреждения и разгула опричнины.

Либеральная критика фильм осторожно — и несколько даже дистанцируясь — одобрила, патриотическая обругала, но в основном мессидже обе сошлись — не парадоксально, а скорее предсказуемо, по-традиции объединив государственность и патриотизм. Тогда как для авторов — и здесь их пафос — это вовсе не синонимы.

Павел Лунгин — художник разноплановый, после «Олигарха» с его непроизвольным окарикатуриванием эпохи первоначального накопления и 90-х вообще, с отчетливо-березовской биографической первоосновой («Большая пайка» Юлия Дубова; он же — соавтор сценария), с аллюзиями из «Крестного отца» и советской производственной драмы Лунгин снимает «Остров» с таким подлинным интересом к православию, как будто режиссер всю жизнь изучал «Добротолюбие» параллельно с духовной практикой отдаленных скитов и приходов.

В «Царе» православие уже не содержание, но фон, однако вновь демонстрируется не только глубокое знание предмета, но и умение «подсадить» зрителя на вневременной мотив русского эсхатологизма в антураже церковного мученичества и сектантского изуверства.

Многие деятели считают синонимами патриотизм и православие, с этой стороны никаких вопросов к Лунгину, кажется, вовсе быть не должно.

Автор сценария «Царя» — пермский прозаик Алексей Иванов, один из самых интересных современных российских писателей; судя по его лучшему на сегодняшний день роману «Золото бунта» — глубокий знаток уральской истории с географией, равно как ветвей и практик русского раскола. Что, вроде бы, может быть патриотичнее…

Тем не менее многие рецензенты отказывают авторам именно в патриотизме. Другие и параллельные претензии — русофобия, искажение образа Грозного, грехи против исторической правды.