Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве | страница 52
Кстати, меня всегда напрягал фразеологизм «партия жуликов и воров», намертво приклеившийся, надо отдать должное автору формулы Алексею Навальному, к «Единой России».
Претензии чисто языковые — «жуликом», «жульманом» в «блатной музыке» всегда назывался уголовник, специализирующийся на аферах и мошенничествах, в более широком и общеупотребимом смысле — авторитетный, уважаемый в «братовне» блатной. Из «жуликов» прямой путь в «воры» — на высшую ступень в уголовной иерархии. Неслучайно блатные яростно протестуют, когда нечистоплотных чиновников именуют ворами. «Какой он вор?! Это крадун!» В старой России, вплоть до XIX века, вор — не просто преступник, но смутьян, «политический», соединивший стратегию русского бунта с разбойничьей тактикой; ворами в официальных документах назывались все самозванцы — от Григория Отрепьева до Емельяна Пугачева.
К чему я это? Не к тому, чтобы ущучить Навального, не сведущего по фене. В дубовском «Меньшем зле» последний ресурс Кремля (точней — кремлевского демиурга Старика) — головорезы из кандымской зоны, боевики-уголовники, то есть настоящие жулики и воры. Еще одно странное сближение.
Юлий Дубов вовсе не уникален, увязывая российскую смуту рубежа веков с душевной смутой своих героев-капиталистов.
Вообще я полагаю: «олигархическая литература» как явление состоялось во многом благодаря стереоскопичности — когда реальность дополнялась и восполнялась не только художественной прозой, но и текстами нон-фикшн. В этом смысле романы Дубова убедительно гармонируют не с указанными ранее документальными источниками (или, скажем, публицистикой того же Березовского, а еще Авена, Ходорковского и др.). Попадание в десятку — книга Игоря Свинаренко и Альфреда Коха «Ящик водки», вышедшая первым, в 4 томах, изданием в «Эксмо» (2004–2005 гг.). Затем, в 2008-м, в издательстве АСТ увидел свет том «Отходняк после ящика водки».
Центральная фигура еще одного тандема, конечно, Кох — бизнесмен после ухода с государственной службы. Олигархом в классическом смысле он не является, но довольно коротко знаком со всей первой сборной. Отвечает обозначенным ранее критериям — обладает сходным опытом и предается глубоким рефлексиям. Ему принадлежит весьма эмоциональное и точное определение олигархических людей и процессов:
«Президент был болен, он не хотел серьезно вмешиваться в эти конфликты. Я прекрасно понимал, что так ведь можно и государство развалить. Государство сношают, а оно стоит и мычит от удовольствия, понимаешь? Два афериста таких его имеют, как хотят, а оно стоит и мычит. Это настолько было для всех очевидно, все это понимали, но вслух об этом боялись говорить».