— Когда же он у вас наконец будет писать декорации?! Так вот, в романах Дубова декорации пишут все время.
Даже когда вклинивают в плотный деловой график свидания с барышнями или вынужденно отсиживаются в эмиграции.
Сразу после выхода «Большой пайки» казалось, будто автор крупнее своего почти шестисотстраничного романа, а уж в компетенции его никто не сомневался — генеральный директор ЛогоВАЗа, особа, приближенная к Борису Березовскому! Но потом скептики (а может, ревнивцы) обнаружились, причем не менее квалифицированные.
«Я был на первом собрании, где Березовский предложил скинуться деньгами и создать ЛогоВАЗ. Это было летом или в начале осени 1988 года, в кафе „Атриум“ на Ленинском. На этой встрече было человек пять-шесть. Причем Юлика Дубова, который про это пишет, тогда и близко не было, он появился намного позже!»
(Петр Авен. Из интервью Игорю Свинаренко в кн. «Сильно умные. Разговоры про успех». М.; «Эксмо», 2004 г.)
Еще цитата из Авена: «Интересная книжка, я там узнавал всех!» И то верно: на момент выхода «Большой пайки» тусовку больше всего занимали прототипы главных героев. Между тем автор предупреждал: «Реально существующих людей в этой книге нет, хотя я полностью отдаю себе отчет в том, что каждый, дочитавший эту книгу до конца, немедленно начнет называть фамилии и тыкать пальцем в ту или иную фирму. Кажется, я даже знаю — в какую.
Не надо этого делать».
Начали действительно «немедленно» (привет Веничке Ерофееву). Правда, в «ту или иную» тыканья не было, указательные сразу устремились в двух людей — Бориса Березовского и Бадри Патаркацишвили. Радость узнавания была настолько инфантильной и непосредственной, что зрительская, по Булгакову, масса не заметила той подлинно революционной рокировки, которую произвел Дубов внутри своего тандема и относительно расстановки сил в корпоративной иерархии. По Юлию Анатольевичу выходило, будто главным архитектором и технологом обширной бизнес-империи на самом деле был вовсе не вяло и клишированно, на дежурных восхищениях «гением», прописанный Платон (или Борис). На первое место выдвигался рельефно вылепленный (усы, зрачки, седина) Ларри (Бадри). Если уместна аналогия с главным русским плутовским романом — то гроссмейстером и охотником за сокровищами Бендером предстает, конечно, Ларри, Платону же достается роль Кисы Воробьянинова — «гиганта мысли» и «отца русской модели олигархического капитализма».
А устремившись, послушные авторским аллюзиям, в историю, мы обнаружим, что Платон густо смахивает на Ленина (Е-Ленин, броневичок, Швейцария, полемическая скороговорка, где-то в тексте даже есть о картавости); Ларри же весьма напоминает Сталина — «чудесный грузин», еще и рыжий. Клубы табачного дыма. И схожий инструментарий.
