Автор взял и затолкал в свою сатиру известных и на момент написания живых людей, поменяв по две-три буквы в фамилиях. Президента, впрочем, называют строго по должности. Он там появляется эпизодически, но убедительно — молодой и сильный, слегка циничный, мыслящий остроумно и государственно.
Вообще-то роман Мальгина о совсем другом персонаже, но приходится отметить, что Путин второго плана подчас бывает сделан с большей исторической и политической достоверностью. Лыко в ту же строку — «Околоноля» Натана Дубовицкого, жанр которого можно интерпретировать как постмодернистский камбэк по мотивам биографии Владислава Суркова, которому упрямо продолжают навязывать авторство романа. Если это действительно так, для нас особенно ценен персонаж с погонялом Чиф, выросший в крестные отцы из скромных издательских работников и подписывающий на убийство некоего «дедушки» главного героя — издателя и мафиози Егора Самоходова. Впрочем, здесь интерпретация текста в интересующем нас ключе не лишена деликатности. Как и вообще обозначившийся в последние годы вектор интереса г-на Суркова к отечественной литературе. Раньше Сурков опекал отечественных же рокеров — видимо, дело не только в самоидентификации «свой среди чужих»; Владислав Юрьевич хорошо помнит, что именно с рокеров все началось в середине 80-х. Литература тогда запаздывала, а магнитофоны были в каждом доме. Это потом, хотя и задолго до Суркова, выяснилось, что никакой особой свободы рокерам не надо, достаточно дать немного денег и пустить в телевизор. Не только пустить, но и опустить мимоходом: заставить петь не свои песни, а перепевать чужие, поставить на коньки и завернуть ласты.
С литературой все гораздо сложнее.
А возвращаясь к романам Мальгина и Дубовицкого, следовало бы отметить тенденцию не только омолаживания, но и «облатнения». Другое дело, что сей процесс обусловлен всей послевоенной историей страны и давно нашел свое подробное отражение в могучем корпусе сочинений главного поэта эпохи закатного совка. Знаменитый монолог Владимира Путина «стуча копытами», равно как и набор стилистически примыкающих к нему заявлений, реплик, афоризмов так и просится в песни другого Владимира — Высоцкого, хоть в «блатные», хоть в «мещанские» альбомы.
Своеобразным хронологическим завершением «путинского цикла» нулевых я полагаю книгу Пелевина «Ананасная вода для прекрасной дамы», ее часть первую — «Боги и механизмы».
Три цитаты, довольно безжалостные, как и весь поздний Пелевин — жестокий аналитик-препаратор отечественной действительности сразу в нескольких ее измерениях и кругах:
