— Т-с-с-с! — интернационально просит помолчать Телли.
Закончив процедуру, девушка снова укладывает меня на спину, укрывает шкурой, чистой тряпицей вытирает руки — и смотрит прямо в глаза долгим, внимательным взглядом, от которого у меня по коже начинают бегать мурашки. Она улыбается. Боже, как она улыбается!
Я знаю, на какого персонажа из мира живописи похожа эта девушка. Есть такой старинный портрет, написанный, кажется, Боровиковским. На нем изображена Мария Ивановна Лопухина, дочка графа Ивана Толстого, жена придворного егерьмейстера Лопухина. Телли выглядит как сестра Марии Лопухиной. Но как сестра более красивая и обаятельная. И, наверное, младшая. На вид дочери князя махандов не больше семнадцати.
Мне очень приятно думать обо всем этом. Я просто таю от положительных эмоций. Господи, только бы она подольше не уходила! Это же настоящее счастье — смотреть на нее, думать о ней…
Эту романтическую идиллию перерывает приход старика, того самого, что спас нас с Нефедовым от расстрела. Опираясь на кривую палку, он с ворчанием вваливается в комнату, ковыляет к лежанке. Телли сразу становится деловитой, убирает тряпицу, подхватывает пустой горшок и спешит к выходу. Я вздыхаю.
Старик сдергивает с меня шкуру, проводит кривым пальцем по груди, проверяя, хорошо ли я намазан. Кажется, он остается доволен работой Телли. Не переставая ворчать, он своей кривой палкой снимает с крюка под потолком один из черных комков, при ближайшем рассмотрении оказывающийся куском сыра, густо обросшего плесенью.
Не успев удивиться, я с ужасом смотрю, как старик, ловко выхватив из-за пояса нож, нарезает сыр на пластинки, стараясь не повредить плесень. По комнате распространяется зловоние. Он что, собирается есть эту гадость?
Оказывается, нет. Сыр предназначен для меня. Бесцеремонно сунув пальцы мне в рот, старик оттягивает нижнюю челюсть и запихивает кусочек сыра едва ли не в горло. От жуткой горечи перехватывает дыхание. Я пытаюсь выплюнуть странный деликатес, но мой мучитель не дает этого сделать. Он жесткой ладонью зажимает рот, вращает глазами и что-то гневно выкрикивает.
— Не сопротивляйся, — доносится до меня голос Нефедова. — Делай как он говорит, если хочешь выжить.
С невероятным трудом прожевываю сыр, стараясь не думать о плесени. Глотаю. Старик поит меня из глиняной кружки каким-то отваром, грозит черным пальцем и уходит.
Мы остаемся с Нефедовым вдвоем.
— Что… что это за дрянь? — спрашиваю я.
