- Мой господин! Я и без того раскаиваюсь, что был так неразумно опрометчив. Видно, солнце напекло мне голову. Но прошу моего высокого господина отменить свое распоряжение. Иначе мой поступок выглядит и вовсе глупо.
- Пусть будет по-твоему, - с неудовольствием согласился наббилах. - Но если хочешь наверняка сохранить ничтожные жизни, тебе придется поскорее выздороветь.
Феррах действительно, и сам не понимал своего порыва. А родители ребенка стояли на коленях перед воротами его дома во все дни, пока смерть опаляла ферраха своим дыханием, сухими губами непрерывно шептали слова молитв. Гооруни считались колдунами. И неизвестно, что отвело от ферраха близкую смерть - старания лекарей и их страх казни, умелая и своевременная помощь рабов-гооруни или их молитвы-заклинания.
Когда феррах велел привести их в дом, они снова упали на колени, простерлись перед ним.
- Вы можете идти домой, к своему ребенку, - сказал феррах.
И тогда женщина вдруг распрямила спину, робко потянулась к нему: Дайте мне вашу руку, светлый господин...
Она не смела поднимать на него глаза, подавать голос, прикасаться к нему, и стражник за ее спиной шагнул вперед, потянул саблю из ножен. Отстраняющий жест остановил его. Феррах протянул женщине руку.
Странным было ее гадание. Она говорила о необыкновенной любви, о прекрасной возлюбленной, сулила долгое счастье... А большие темные глаза были полны печали.
- ...Вот этот редкий знак, - она коротко прикоснулась к ладони, - он укажет вашу возлюбленную, светлый господин... Верьте, помните - сама смерть не порвет нить судьбы... - совсем странными словами закончила она гадание.
А тонкий шрам, возникший на месте укуса, обладал странным свойством. В нем возникал легкий зуд, когда ферраху нужна была осторожность, когда рок нависал над ним.
* * *
...Будильник взорвался дребезжанием через мгновение после того, как в его сознании - вне связи со сном - вспыхнуло пронзительное ощущение потери. Сердце колотилось где-то в горле, и пришлось несколько минут лежать, прежде чем стихли его мучительные трепыхания. Опять этот сон... Как будто кто-то разворачивает полотна чужой жизни, чужой любви, эпизод за эпизодом. Чужой?.. Вдруг пришло сомнение, и он вскинулся испуганно - что сон, что явь? А если вообще все приснилось, и на холсте не ЕЁ лицо?
Он нарочито неторопливо натянул вытертые до белизны джинсы, закурил, глядя в окно, - а рука вздрагивала. Вот так курить, едва с постели, он тоже стал недавно.
