Когда среди песков возникает оазис, путник останавливается в нем, дает себе отдых. Но позади у него пустыня и впереди тоже. Неосознанным движением он потер старый шрам на предплечье правой руки.
Почувствовав жажду, феррах вынул из плетеной седельной сумки небольшой сосуд с водой. Для него вода хранилась в особых бутылях. Изготовленные из плотной кожуры редкого плода, искусно высушенные, они приобретали чудесное качество - наполненные водой, они на удивление долго сохраняли вкус ее свежести и прохладу. Все остальные в караване пили воду из бурдюков. А из стенок бурдюков она скоро впитывала специфический запах, меняла вкус. И, разумеется, давно перестала быть холодной. Помедлив, он поскакал в середину каравана.
Она взяла бутыль без всяких капризов, будто и не было утреннего яростного бунта. Глядя на нее, феррах подумал, что подойди он сейчас к любому здесь, никто не посмеет взглянуть на него столь дерзко. Ее взгляд был прямым, твердым, глаза в глаза. Ей и в голову не приходило стыдливо потупиться или прикрыть лицо, как сделают это все другие женщины, которых он везет своему господину.
Когда караван остановился на ночлег, и для ферраха поставили шатер, он снова велел привести к нему женщину. Она неподвижно стояла у входа, взгляд ее прятался в тени густых ресниц. В шатре было достаточно света, феррах внимательно рассматривал ее, облокотясь на подушки.
Он помнил, какой стояла она в перекрестье оценивающих глаз на рынке Кум-Эрака. Стояла вольно, будто и не чувствовала этих взглядов, не слышала пронзительного голоса торговца, расхваливающего ее покупателям. Подняла лицо, посмотрела над головами людей. Потом взгляд ее неторопливо скользнул вверх, в небо. Феррах поднял глаза и увидел в яркой синеве птицу-горлицу за ней следовал взгляд женщины. От едва приметных, плавных движений головы волосы ее переливались, играли темным золотом. Они стекали на плечи ровными волнами, и казалось - не на солнце блестят, а светятся собственным светом. Потом торговец сдернул с ее плеч легкое покрывало, и глаза ее полыхнули гневом. Когда повела она ими по рядам, переходя с одного лица на другое, взгляд ферраха встретился с ними, широко открытыми, крылатыми от длинных густых ресниц, почерневшими от гнева. И гнев был ей к лицу. Феррах рассматривал ее, завороженный чистой, воздушной красотой. Нет, не красотой, а каким-то неуловимым очарованием. Да, природа одарила ее тонким станом, изяществом и грацией. Но феррах пресытился женской красотой и давно уже выбирал женщин для своего господина так же, как драгоценности, коней, ткани, забавные пустячки. Эта же - она была нечто иное. И он смотрел, пытаясь разгадать ее, уже решив, что за эту северную жемчужину заплатит сколько угодно, но с рынка она уйдет только в его караван.
