Темноволосый ошалев от такой наглости, удивленно захлопал глазами.
-- Ты кто? - выдавил из себя темноволосый.
-- Отец одной из этих красавиц.
Надя смущенно потупила глазки. Как с елки мишура, спали с нее и ее гонор, и ее самоуверенность. То, что Надька неровно дышит к моему отцу, я знаю давно. И, между прочим, я ее предупреждала, что никого кроме мамы он и видеть не хочет. Сама была свидетельницей очень неприятных сцен, когда папе приходилось едва ли не силой отрывать от себя поклонниц. Когда была маленькой, всякие тетеньки мне конфетки подсовывали, чтобы они могли к папе подойти, но папа это резко пресек, серьезно со мной поговорив. До сих пор помню его вымученное выражение лица и тихий вкрадчивый голос.
Рыжий посмотрел сначала на меня, потом на папу.
-- Ни фига себе. Это как это так?
Мы с папой сразу поняли, о чем он.
-- Все очень просто, молодой человек, - усмехнулся Владимир Константинович, -Чистая совесть, здоровый образ жизни, и любимая женщина.
-- Пап, - дернула я его за рукав, - ты ему сейчас кость сломаешь.
И действительно, парень хоть и терпеливый попался, уже начал корчиться от боли.
-- А! - папа резко отпусти темноволосого, - Прости, прости. Ты как?
Он хотел похлопать его по плечу, но побледневший парень отскочил. В глазах его плескался ужас.
-- Ну, мы пойдем? - как-то неожиданно взбодрился рыжий и совершенно искренне нам улыбнулся.
-- Идите, - милостиво согласился папа, и глаза его сверкнули эвафской зеленью.
Рыжий схватил темноволосого за больную руку, и потащил за собой.
-- Спасибо, пап.
Папа, ничего не говоря, обнял и потеребил по волосам. Я облегченно выдохнула.
-- Поехали, я вас по домам развезу.
***
Уже на моей кухне, сидя за столом, папа изволил быть недовольным моим не совсем трезвым состоянием.
-- Нина.
-- Да, ладно тебе, пап. Мы же с ней нечасто встречаемся.
-- Знаю, но не о ней речь. Тебе вообще не стоит пить.
-- Да, что мне будет? - отмахнулась я, - С двух бокалов-то.
Отец отобрал у меня яйца и бутылку с подсолнечным маслом, которые я взяла, чтобы состряпать что-нибудь на скорую руку.
-- Сядь. Яичницу я и сам себе могу приготовить.
-- У меня больше ничего нет, - жалобно воззрилась я на него.
-- Медвежонок, сядь. Тебя шатает.
Пол действительно уходил у меня из-под ног. Я села на стул, но пол качаться не перестал. Возникло ощущение, что я плыву по реке. Гадость какая.
