Призвание варяга (von Benckendorff) | страница 79
Говорят, что в день, когда его милую вели вешать, Гете писал в Абвер с мольбой о помилованьи, а ему вместо ответа положили на стол томик его стихов. Стихов, напечатанных в личной типографии прусского короля чудовищным тиражом — так Гете стал самым известным поэтом Германии.
Говорят, что он плакал, получив вместо ответа томик стихов. (Девушка была казнена в тот же день.) Шепчут, что потом — он долго пил. А потом взялся за ум и стал — Гете. Просто — ВЕЛИКИМ ГЕТЕ.
А еще утверждают, что имя той — наполовину француженки было — Марго. Иль — Гретхен на немецкий манер.
Уже после Войны я встречал великого старца. В первый миг он мило со мною раскланялся, но потом… Он будто что-то увидел во мне. Лицо его исказилось, рука, которой он только что сердечно пожал мою руку, вдруг затряслась и он даже сделал такое движение, будто хотел обтереть ее об себя.
Прикусив губу и не глядя в мою сторону, он как-то сквозь зубы не то — произнес, не то — удивился:
— Странная штука — наследственность… Вы — потомок одного из моих старых знакомых..?
Я пожал плечами в ответ:
— Не знаю, кого вы имели в виду, но если судить по рассказу моей матушки… Наверно, я правнук того, о ком вы спрашивали.
Глаза поэта подернулись странною пленкой. Будто он смотрел то ли сквозь меня, то ли — внутрь себя. Он, странно улыбнувшись, вдруг прошептал:
— Так вы — его правнук… Правнук… И по слухам — то же самое для России, чем он был для Германии. Стало быть в вас есть Сила…
Глаза старика вдруг на миг стали безумными, он вцепился в мой локоть и лихорадочно зашептал:
— Ведь я по глазам увидал — в тебе горит сей Огонь! В тебе есть эта Сила! Сделай же все — наоборот. Я был слишком молод, беден и жаждал денег, Славы и долгой жизни! И он дал мне все это — слышишь ты — Дал! А за это просил только малость… Любви…
Ты же знаешь, — с тех пор я получил все, но не умею Любить! Сын мой — идиот, жена… Так передай же своим, что… Я готов возвратить все за крупицу Любви! А ежели нет — мне не нужно Бессмертие!
Я весьма растерялся от таких слов. Я не умею разговаривать с возбудимыми и я сразу сказал:
— Я не могу отнять у вас Славы, иль Имени. Но обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтоб страдания прекратились. Даю Вам Честное Слово!
Старик сразу пришел в себя, глаза его на минуту закрылись, а потом он вдруг улыбнулся, схватился за грудь и с изумлением пробормотал:
— Сердце… Сердце мне прихватило. Спасибо. Мне теперь вечность служить вашему прадеду, а потом, конечно, и вам, когда вы смените его — там. Внизу. Но… Сердце чуток прихватило. Всю жизнь не болело и вот — на тебе… Стало быть — в тебе и вправду есть Сила.