Тогда Гэри повернулся и вышел в заднюю дверь.
Вернувшись в сарай, он остановился у сушилки и опустил взгляд на вымазанную кровью биту, которую стискивал в кулаках.
Малая его часть предостерегающе кричала, но остальное знало: все в порядке. Все отлично. Все…
Он внезапно вывернул запястья и предплечья, нанося удар себе в лицо. Опрокинулся назад и закричал бы, если бы горло слушалось. Нос и лоб нестерпимо болели! Но все в порядке…
Нет! Ничего не в порядке! Это…
Он снова ударил себя битой и почувствовал, как вмялась внутрь правая скула. И еще, еще… Следующие несколько ударов раздробили нос и выбили глаза. Он ослеп, но проклятая бита не останавливалась. Упав ничком на пол, Гэри продолжал колошматить себя по голове. Слышал, как раскололся череп. Но никак не мог остановить проклятую биту.
И боль! Он должен был вырубиться с первого удара, но оставался в сознании. И все чувствовал!
Он молился о смерти задолго до того, как бита ударила в сороковой раз…
На стук в доме — да какой там дом, халупа — никто не отозвался, и Джейк Фельдман направился к сараю. Воздух раннего утра обжигал холодом неудержимо расползающуюся на макушке лысину: он стянул незастегнутое пальто на солидном брюхе и ускорил шаг, чтобы скорее преодолеть ледяные колеи дорожки.
Старина Джемсон говорил, что раздобыл выдающиеся шкурки. Такие, что Джейк охотно заплатит за них вдесятеро против ходовой цены. По доброте душевной и в память о долгих деловых отношениях он, мол, готов предоставить право первой покупки Джейку. Как же!
И все же неподдельный восторг старого боровика заинтриговал Джейка — Джемсон врать не станет. Может, у него и впрямь что-то уникальное. А может, и нет.
«Лучше бы дело того стоило», — подумал он, потянув на себя дверь сарая. Нет у него времени разъезжать по джерсийским сосновым пустошам ради ветра в поле.
Из открытой двери ударило знакомым духом запекшейся крови. Как и следовало ожидать. Кто покупает свежие шкурки с рук, быстро привыкает к этому запаху. Правда, он не ожидал, что в сарае будет так холодно. Свет включен, но печка давно остыла. Если оставить шкурки на таком морозе надолго, они промерзнут.
И тут он их увидел — аккуратно натянутые в ряд на сушилку. Мех мерцал, отражая отблески ламп дневного света и утреннее солнце, вливавшееся в дверь за его спиной. Они были великолепны. Потрясающе!
Джейк Фельдман разбирался в мехах. Почти сорок лет из своих пятидесяти пяти он занимался мехами: начал с закройщика и шел вверх, пока не набрался наглости открыть собственную мастерскую. И за все эти годы не видел ничего подобного.
