— Заключенного доставил, товарищ капитан! — доложил мой конвоир.
— Спасибо, — подняв глаза от бумаг, сказал капитан. — Можете идти. — Конвоир вышел.
— Садитесь, — следователь указал мне на стул, стоявший посреди кабинета.
Я сел.
— Моя фамилия капитан Трофимов, — сказал капитан.
— Странная фамилия, — заметил я.
— Что? — искренне удивился следователь. — Чего же в ней странного?!
— Фамилии — «Капитан Трофимов» я раньше никогда не слышал. Скорее, на название парохода похоже, чем на фамилию. Потому и сказал — «странная».
— Все ясно, — сказал Трофимов. — Правильно меня насчет вас ориентировали.
— Не уверен, что правильно, если я здесь нахожусь.
— Вот и я было сомневался. Подумал, может быть, наговаривают на хорошего человека, может быть, он вовсе и не враг, а наш человек.
Но теперь вижу — зря сомневался. Правильно мне вас оперативники охарактеризовали — опасный и хитрый враг!
— Что же я такого вражеского сказал? Что фамилию «капитан Трофимов» не слыхал? Легко, выходит, у вас во враги попасть.
— Нет, не в словах дело. А в поведении. Ты ведь сюда не в гости пришел.
Я отметил про себя, что Трофимов перешел на «ты».
— Ты пришел к следователю. Тебя обвиняют в серьезных государственных преступлениях. А ты позволяешь себе шутки шутить. Начинаешь издеваться над следователем с первой минуты. А это уже почерк. Вражеский почерк. Советский человек так бы себя не повел.
— А как бы он себя повел?
— Нормально. Без всяких наглых шуточек. Начал бы, например, с того: «гражданин следователь, прошу вас объективно разобраться в моем деле». Ну и в таком духе.
— Наверно, многие так именно себя и ведут.
— Конечно. Таких наглых, как ты, я еще не видел.
— Значит, эти «многие», которые ведут себя правильно, — это советские люди. А вы объявляете этих советских людей врагами и отправляете их в лагеря?
— Ну, что ж, — сказал Трофимов, едва ли не с торжеством в голосе, — так и запишем в протокол: «На первом же допросе заявил, что органы государственной безопасности арестовывают и держат в лагерях невинных людей».
— Записать вы, конечно, можете. Но я этого не подпишу в такой форме.
— Ах, он не подпишет. Скажите, пожалуйста. А в какой же форме прикажешь твою клевету записывать?
— Строго дословно. То, что я говорил, буду подписывать. Я растолковал вам смысл ваших же слов. Вот и запишите, что вы сами сказали и что я по этому поводу вас спросил.
— Да, штучка. Не зря, не зря меня предупреждали, — сказал Трофимов как бы самому себе. — Ну, ничего. Твое дело ведь тоже не какому-нибудь рядовому следователю дали вести, а как-никак заместителю начальника следственного отделения.
