Только краем глаза увидела, как метнулась из широкого рукава белая рука… А потом рой искр и ох… стен… ка…
Не люблю… красных ежиков…
Я их не видела, но откуда-то знала, что они красные. Они как-то влезли мне под кожу и теперь ползали внутри, медленно так… Не могла дышать, все иголками… было… истыкано…
Садисты.
Пару раз приходил укротитель, забирал их, и я отдыхала. Засыпала. Потом они возвращались… поменьше размером и не такие царапучие, но все равно больно. Поганцы. А я ведь всегда ежиков подкармливала – нормальных, серо-белых. У них такие мордочки симпатичные. И глаза… Вот как эти. Смотрят, будто ежик решает, выпустить иголки или нет?
– Хотите… молока? – предложила я глазам.
Может, попьют и успокоятся?
Глаза мигнули, и мне на лоб опустилось что-то прохладное. Хорошо. И колючки унялись.
– Пожалуйста… я хочу ежика… серого…
Но тут рядом кто-то начал курить, горьковатый дым вился у лица, и в нем пропали не только ежики, но и все остальное.
– Я не понял, что она девушка, – сказал самый крупный ежик – уже серый. – Рост и фигура… Подумал, это опять выходка Даиза.
Подумать только, у ежей тоже имеются девушки… уже смешно.
– Возможно, так оно и есть. – Второй еж был маленький, а голос мужской, почти бас. – Тогда в ней должен быть скрыт какой-то изъян.
– Еще какой-то? – послышался горький смешок.
– Я имею в виду существенные недостатки, энчелесто. Ядовитая кровь, или слабоумие, или…
– По сравнению с той коровой недостатки не так существенны. По крайней мере, хоть какая-то возможность сохранить лицо…
Я представила корову с лицом, причем сохраненным. Подтяжку корова делала, что ли? Да что за траву они курят?
– Просыпается. Перелом или ушиб, энчелесто?
– Ушибы. Позвоночные сочленения и голова…
– О! Можно провести опыт. Премудрый аргенти Ченцио ставил подобные на раненых и утверждал, что вкусовые качества их крови…
– …замолчи…
И опять горький дым, в котором тонули и голоса, и свет.
Разбудило меня рычание. Я поднялась, озираясь по сторонам, выхватила глазами полутемную незнакомую комнату… беленые стенки с каким-то орнаментом поверху, занавески, будто наплывающие слоями друг на друга… несколько солнечных пятен на полу, тускловатых, видных, будто сквозь чешую… странную свечку у кровати, толстую, длинную, в бело-синюю полоску. От нее и шел тот горьковатый дым, пропитавший насквозь мою подушку.
И никаких зубастиков… В смысле, никого, кто мог бы рычать. Почудилось, что ли?
Р-р-р! По комнате снова прошел рык, и на этот раз никаких сомнений уже не было: рычало у меня в животе.
