Кинжал увидел пристань.
Ровно в пятнадцать часов он вышел на берег.
– Не желаете прокатиться? Всего десять долларов.
Брут стрельнул глазами на пустынную набережную и запрыгнул на палубу старенького буксира.
– Отдать концы!
Деловитый юнга привычно поиграл швартовочным канатом.
Бородатый рулевой в сером, крупной вязки свитере и фуражке с крабом выруливал на фарватер. Посудина гудела и дымила. Но дым сносился ветром, а гул в подобных случаях – самое лучшее музыкальное сопровождение.
Через пару минут на трапе, ведущем в машинное отделение, появился Роберт Иванович. Он знаками показал, чтобы Брут отдал ему свой сотовый телефон, и зашвырнул его в воду.
– Скажешь, потерял.
– А может, на мне ещё какой-нибудь маяк? – Брут пальцами раздвинул дорогие штанины, сделав из них галифе.
– Обижаешь, сынок. Проверили ещё на выходе из метро.
По воде дошли до Братеево, там спрыгнули на заросший кустарником берег.
– Договорились, Степаныч. Ровно через три часа.
На улице Борисовские пруды они подошли к небольшому магазину, закрытому на ремонт.
Военными спецназовскими ботинками Роберт Иванович дважды гулко пнул железную дверь. Их ждали:
– Проходите, дорогие гости, располагайтесь.
Похожая на дородную доярку женщина проводила их в подсобку. Никаких признаков ремонта не было – ни рабочих, ни стройматериалов.
Накрытый на двоих стол.
– Николай Петрович, я пошла. Ключ оставите в ящике.
– Вот так и живём, – начал разговор Роберт Иванович, когда они остались одни. –
Ты теперь Леонид Сергеевич, я – Николай Петрович. И всё на родной земле, которая вскормила, выучила и вывела в люди. Ладно, всё это лирика. Давай о деле, времени у нас с тобой не так много. Что там у тебя случилось? Почему исчез из Питера?
Куда подевалась семья? Я дал отцу слово не оставлять тебя в беде. Ты говори, а я малость пожую, а то с утра ни маковой росинки.
Кинжал и рассказал историю, больше похожую на детектив, чем на реальную жизнь, – как превратился из Чекашкина в Брута. Волохов понял, что он знает далеко не всё:
– Теперь давай о главном.
– С прошлого года наш институт пытался прогнозировать обвал рубля, я возглавлял научную группу по данной тематике и этими исследованиями увлёкся по-настоящему. Когда понял, что это серьёзно, через голову начальства обратился с письмом в администрацию президента – на пятнадцати страницах. Изложил всё обстоятельно. Ни ответа, ни привета. Через какое-то время меня уволили, сначала я думал – за письмо. Однако потом выяснилось, что это работа одного из спецов Желвака по кличке Толстый. Когда меня взяли в оборот паханы, я понял, что от тюрьмы и от сумы зарекаться действительно не следует. Делать нечего – решил наработанные прогнозы отдать своим бандитам. Действовал по наитию, наудачу. И что вы думаете – реакция была мгновенной. Вот таких бы людей да к государственному рулю! Правда, семена упали в подготовленную почву – видно, эта проблема у них там не раз обсуждалась. Желвак, по-моему, уже и решение принял. Но, боюсь, меня уберут. Пахан сказал об этом чуть ли не открытым текстом, – он подозревает, что в холдинг меня заслали.
