Больше всего пациентка любила свою тетку, бездетную сестру матери, и бабушку, у которых часто и подолгу гостила. Она также особенно выделила свою воспитательницу из детского сада, которая ей одной (во всяком случае, она так считала) сделала подарок — куклу Таню, когда она пошла в первый класс. Но куклу затем «конфисковали» (она использовала именно это выражение) в пользу сестры. Образцом для подражания для нее стала учительница математики — «строгая во всем и очень логичная». «Я всегда старалась быть на нее похожей, даже сейчас», — сказала пациентка.
В процессе этого сбивчивого рассказа о семье пациентка, вне связи с перечисляемыми персонажами и событиями, как-то вставила две личных фразы: «Измена у меня запрещена воспитанием»; «Я хочу любить и быть любимой».
По-видимому, считая, что психоаналитику нужно обязательно приносить свои сновидения, пациентка уже в процессе первых встреч сообщила: «Снов я не вижу. Помню один… Львы— статуи такие, на постаментах. А потом один лев ожил, постамент рассыпался, а мне нужно перейти через какие-то руины, и никак. А лев меня догоняет… Весь сон. Никакого смысла не вижу… Скажете что-нибудь?».
Я, естественно, объяснил, что сказать пока ничего не могу— у меня для этого слишком мало информации о ней, о ее чувствах, переживаниях, прошлом и настоящем, но я постараюсь сделать все необходимое, чтобы она смогла понять этот сон. Я не сказал пациентке, что не интерпретирую сны, точнее — не делаю это в типичном варианте и всегда предоставляю эту чрезвычайно интересную работу самим пациентам— у них это получается лучше. Ведь это их сны, и они находят для их содержания и персонажей куда более значимые внутренние связи и ассоциации. Мы еще вернемся к ее интерпретации этого, вначале казавшегося ей бессмысленным, сна.
Через несколько сессий таких далеких, но важных для нее воспоминаний, пациентка начала говорить о своих страхах и опасениях. Но эта тема долгое время была какой-то туманной, и лишь постепенно начала проясняться. «Я иногда боюсь завтрашнего дня… за то, как я живу… Нет, на работе все нормально. Там я все понимаю… Я завистливая, но в хорошем смысле… Хочу, чтобы все всегда было идеально… Вдруг пришла в голову мысль, что, может быть, у Виктора другая сексуальная ориентация?.. Чушь какая-то…».
Так в ее рассказе впервые появился Виктор, который до этого упоминался только один раз, как муж — подающий надежды композитор. Пациентка не стала объяснять мне, кто такой Виктор, она просто ввела его имя в наше межличностное пространство.
