Частные визиты | страница 12
Материнские сексуальные травмы подобного рода далеко не редки, особенно в отношении дочерей, с которыми на определенном этапе их развития (даже у самых хороших мам) могут быть периоды конкурентных отношений. Попытаюсь максимально просто объяснить причины. — Прежде чем стать объектной (направленной на кого-то другого), любовь проходит через нарциссическую стадию (направленности на себя), а затем ищет объект «переноса» этого чувства, побуждающего к близости. И находит его не где-то там «за тридевять земель», а в соседнем подъезде или дворе, в своем классе или в параллельной студенческой группе. Но прежде чем искать «внешний объект», ребенок идентифицируется с одним из родителей (в удачном варианте: мальчик — с отцом, а девочка — с матерью), и на какой-то период его объектом любви становится родитель противоположного пола. Это тоже нормально, так же как и не осознаваемые ребенком попытки (прошу понять следующую фразу метафорически) «вытеснить» родителя одного с ним пола из диадных отношений мать — отец. И если в этот период не будет четко обозначено, что это никогда не станет возможным, ребенок, даже став взрослым, может на десятилетия «застрять» на стадии Эдипова комплекса. Это отступление, казалось бы, немного выходит за рамки обсуждаемой проблемы, но, думаю, оно здесь как раз уместно.
Возвращаемся к основному материалу. Благодаря современным психоаналитическим исследованиям мы знаем, что наличие психотравмирующей ситуации — необходимое, но недостаточное условие развития психопатологии. Только в 1980 году (в DSM-III) было впервые признано, что критическим фактором является не само трагическое событие, а эмоциональный отклик на него, его индивидуальная переработка и (также глубоко индивидуальный) способ от- реагирования. Поэтому у некоторых подобные психические травмы проходят, казалось бы, бесследно, формируя «всего лишь» специфические особенности отношений с противоположным полом или к жизни, в целом, обычно описываемые как патология характера. И далеко не все пережившие такие ситуации актуально помнят о них, и даже те, кто помнит — далеко не всегда склонны обращаться к психотерапии.
Пациентка двадцати четырех лет, высокая, крепко сложенная брюнетка. Недавно бросила институт (уже не первый), временно не работает. Обратилась по рекомендации своей подруги (по секции боевых единоборств), которая считала, как пациентка сформулировала при первой встрече, что «ее история не относится к тем, которые нужно рассказывать всем и каждому».