Сейчас Григорьев слушал монотонный, сродный с компьютерным голос Фалолеева, видел глаза его — такие разные по природе, но чем-то странно схожие: один стеклянный, неподвижный, немой, и второй — усталый, блёклый, словно с матовой поволокой, и не мог отделаться от ощущения, сколь мало человеческого осталось от того лейтенанта, двенадцать лет назад лихо выпрыгнувшего из-под тентованного кузова ГАЗ-66…
Да что лейтенант! Григорьева вдруг охватило странное чувство, будто весь новый мир, вломившийся непрошеным гостем в его жизнь, жизнь его семьи, подло прокравшийся к его родителям, в полк, армию; воцарившийся теперь уже прочно мир на самом деле тоже вот такой: целиком надломленный, перекошенный, сюрреалистичный, одноглазый. Мелькнула пронзительно перед ним картина былого — высокий, красивый новичок Фалолеев поправляет фуражку-аэродром, тянет для доклада руку… глаза взволнованны и встревоженны, но в них жизнь! Будущее!.. Бога войны будущее!..
«Эх, боги, боги… не сходили мы в атаку, не поднялись! Вроде как не наша это забота была… мда-а… а разгромили нас с другой стороны — новыми начальниками-иудами, бумажками о расформировании… и пойми, что лучше!»
Григорьев спохватился, что прошлое опять пленило его, потащило назад, и, мельком посмотрев на Фалолеева, понял, что не слышит его механической речи, не понимает её смысла. Он стал размышлять, важно это или нет, как из трескучего потока вдруг донеслось слово «Рита».
— Помнишь, Риту-то? — повторяя вопрос, Фалолеев с особой пристальностью уставился на собеседника. Григорьев в ответ взглянул тому в лицо и обнаружил себя в странном фокусе фалолеевского взора, где искусственный чёрный зрачок и живой глаз — оба буравили его насквозь. «Дьявол — и Риту не забыл! — Григорьев заёрзал как на горящих углях. — Впрочем, столько чужих денег хапнуть — куда без дьявола!»
— Так, не особо, — как можно небрежнее отмахнулся он.
— А я помню, — признание Фалолеева вышло с особым, ностальгическим чувством. — Не поверишь, за те три разгульных года бабья натурально дивизион пропустил, а ни одну толком не помню. Экземплярчики подбирал — с лица воду нить, а в голове даже самого красивого не осталось! Всё, кроме Риты, выдуло!
Он вздохнул, как-то мелко, чувственно засуетился с пивом, отхлебнул порывисто три больших глотка и, задержав на весу пустой бокал, притих.
— Скажу по секрету — из-за неё приехал! — открыв душевную тайну, Фалолеев на секунду ожил, стукнул посудиной о столешницу и снова нехорошо, бесцеремонно уставился на бывшего командира. — Случайно не пересекался?
