Карл опустил голову и смотрел себе под ноги. Грязь и цепь. Чавк-чавк. Чавк-чавк.
Они шли не останавливаясь три дня, лишь по ночам делая привал на несколько часов. Их путь лежал через сырые лиственные леса, где единственным признаком жизни были продвигающиеся на юг северяне. Пленников обгоняли беспорядочные соединения варваров-копьеносцев, которые не соблюдали никаких принципов построения. Они шагали под барабанный бой, под омерзительными и зачастую непристойными знаменами. С некоторыми отрядами бежали своры боевых и охотничьих псов. Другие передвигались в крытых телегах и фургонах на тяжелых колесах из сплошного дерева, которые волокли упряжки быков или мулов.
Временами мимо скакали всадники. Всегда на юг. Иногда и в лесной чаще можно было видеть всадников, пренебрегающих дорогой. Однажды пленных обогнал эскадрон двухколесных колесниц, запряженных четверками невысоких лошадок. Рядом с каждым возницей находился бородатый лучник с изогнутым луком.
Дни стояли сырые и унылые, часто шли сильные дожди. Ночи были тихие и безлунные.
Пленных было около шести десятков — все с меткой на лице. Их сковали по десять человек. Конвойных было двадцать пеших солдат плюс три всадника. Командовал конвоем четвертый всадник в серебряных латах — один из стражников Скаркитаха.
Когда наступала темнота, курганцы сгоняли пленных с дороги на какую-нибудь лесную поляну и железными копьями прибивали цепи к земле. Северяне разводили для себя костер и ели и пили ночь напролет. На каждую из шести цепей выдавалось только по две миски — в одной дождевая вода, в другой — остатки мясной похлебки из котелков варваров. Пленные быстро усвоили, как важно делиться.
Кто-то пополнял свой рацион тем, что можно было отыскать на земле, — жуками, земляными червями, даже листьями и стеблями. Кое-кто жевал кору и веточки или кусочки кожи, оторванные от уцелевших сапог или ремней. Голод был лютый. Карл никогда не испытывал и даже представить себе не мог ничего подобного. Голод превосходил все остальные лишения — холод, усталость, незаживающие раны, сбитые кандалами ноги, даже положение побежденных и взятых в плен рабов, с которыми обращаются, как с животными.
Карла бил озноб, кишки сводило так, словно его пырнули ножом в живот. Он сознавал, что все они дошли до странного состояния. Чистое отчаяние. Состояние это усугублялось. Сначала все было расплывчато. До этой фазы пленные сносили все ужасы и лишения в надежде, что, если они проявят терпение, всему этому придет конец или наступит избавление.
