Мочалка и мыло на полке, полотенце возьмешь зеленое, с крючка... Имей в виду, с таким черным я с тобой больше никуда не пойду.
- Только ты не приходи меня опять мочалить...
- Всю жизнь мечтала! Запрись на все засовы.
В складках Лоськиных штанов были целые пригоршни всяких сорняковых семян, растительный пух, лепестки и репьи. Не штаны, а гербарий. А дыра кулак пролезет. Я зашила ее накрепко, через край. Встряхнула. "Ну, прямо пиратский брамсель после ремонта..."
Лоська тем временем выбрался из ванны. Встал на пороге - тощий, с торчащими волосами, с бледной, почти белой кожей, только ноги по колено, да руки по локоть в загаре, будто в коричневой морилке. А на впалом животе маленький изогнутый шрам - наверно, когда-то вырезали аппендицит. Ладошкой Лоська прикрывал на плавках злополучную дырку.
- Жень... я там майку на крючок повесил, а она в воду... Теперь надо ждать, когда высохнет.
Это была все та же футболка, в которой он явился ко мне позавчера. Но, конечно, уже не такая белая.
- Я сейчас постираю и поглажу. И штаны заодно...
Он сморщил нос-картошку, а сосульки волос будто ощетинились еще больше.
- Не...
- Почему "не"? Это же быстро.
- Потому что... чего ты со мной, как с приютским ребенком...
Мне... будто холодный кисель на голову. Липкий, противный, скользкими языками за шиворот. От неожиданности я брякнула самое глупое:
- Лось! Ох и свинья же ты все-таки...
Он минул, округлил рот. Натянулся весь, будто у него сто струнок под кожей. И я вдруг поняла, что все может кончится в один миг. Схватит свои зашитые штаны, прыгнет в них на ходу и уйдет не оглянувшись. И ничто не поможет, никакой талисман с корабликом...
"Господи, сейчас зареву... Что сказать?"
- Ты... не нормальный какой-то... Я же с тобой... все равно как с Илюхой, если бы он маленький был... а ты...
В другое время я такое никогда не выговорила бы. Это ведь... почти что признание в любви. Но надо было как-то объяснить ему! Удержать!
Он мигнул опять. Обмяк, ссутулился. Стал смотреть в угол. А я... тоже в угол, в другой. Потом Лоська с опущенной головой сделал шажок, другой. И такими вот мелкими шажками пошел ко мне по одной половице. Пол был старый, тонкая половица прогибалась и поскрипывала. Лоська двигался, набычившись, будто собирался уколоть меня волосами-сосульками. Я обмерла на стуле. Лоська остановился в полуметре, опустил руки, позабыв про дырку. Хлопнул толстыми своими губами, пробормотал:
