…В Канаде, выкроив свободный вечер, я отправилась на концерт выдающейся негритянской певицы Эллы Фитцджеральд. Я слышала множество записей «Черной Эллы», но увидела ее впервые. Она поразила меня удивительно сдержанной манерой исполнения.
Многих певцов и певиц на Западе отличает «повышенный градус» сценического поведения, экспансивная, а попросту говоря, суетливая манера держаться перед микрофоном.
А Элла — грузная темнокожая женщина в белом платье — почти не двигалась на сцене, рельефно выделяясь на ее фоне. Выразительное лицо поражало своей сосредоточенностью.
Ее неповторимый по тембру (особенно на низких регистрах) голос разносился по рядам. Я разобрала всего несколько английских слов, но глубокий общечеловеческий смысл ее песен был понятен без перевода. Каждая нотка, каждая краска в ее вокальной палитре рассказывали о самых потаенных женских переживаниях: страсти, горе, отчаянии, тоске, блаженстве…
Такое же светлое ощущение прекрасного испытывали жители многих городов нашей страны, когда за рояль садился Ван Клиберн!
В один из приездов в Америку я вновь увидела его.
Сидел он усталый, измученный, чуточку осунувшийся, мало чем напоминавший того долговязого техасского парня — кумира москвичей, что получил 1-ю премию на Конкурсе имени П. И. Чайковского.
Я спросила, почему он так выглядит.
«Я вынужден работать как машина! — горько ответил Клиберн. — Мне платят большие деньги, и я люблю работать, но в душе у меня пусто: артистом чувствую себя только, когда приезжаю к вам, в Россию».
Этот разговор происходил в доме покойного Сола Юрока.
С американским импресарио Юроком (он любил, когда его называли, как некогда Шаляпин, Соломончиком) я познакомилась лет десять назад. После моего концерта он сказал мне несколько добрых слов и пригласил на гастроли в США.
В третий свой приезд в Америку я довольно близко узнала его. Встречались мы потом и в Москве. Юрок приезжал в СССР по нескольку раз в год; здесь у него было много друзей; я заметила, что ему доставляло удовольствие слышать русскую речь и самому говорить по-русски. Когда он переходил на английский, говорил скупо, по-деловому, и глаза его гасли.
Он очень любил актеров. «Артисты как дети, — повторял Юрок. — Их надо вовремя накормить и вовремя уложить спать».
Свой концертный бизнес он развернул в то время, когда слова «красный» и «русский» внушали в Америке всеобщий страх, и бомбы сионистов не случайно рвались в конторе Сола Юрока…
