Вот о нем-то я и хочу написать все, что знаю. А знаю я много, так как последние два месяца жизни в Германии и полгода в Швейцарии прошли в самом тесном общении.
Первый раз я увидел его в лагере Вустрау у входа в управленческий барак. Он с кем-то беседовал. Стояла глубокая осень, было холодно. На нем было кожаное пальто-реглан и темная шляпа. Помню возникший вопрос: «Что за фрукт? Откуда взялся? Впервые вижу такого немца». А оказалось, что не немец и в Вустрау совсем не новичок. Появился он в лагере чуть ли не под номером один, в начале 1942 года, привез его сам лагерфюрер Френцель.
Он в совершенстве владел немецким языком, и когда появилась необходимость во враче-инспекторе, то Крупович, после нескольких месяцев стажировки в дрезденской клинике, подтвердил звание нейрохирурга и занял эту должность. Несмотря на наше продолжительное и близкое знакомство, я ни разу не спросил, почему он пользовался таким особым авторитетом у лагерфюрера. Я допускаю, что необычные способности медика позволили ему стать домашним врачом, — это наиболее вероятный вариант. Другой — немецкое происхождение — я всерьез не принимаю. Но факт остается фактом: Крупович жил в лагере на привилегированном положении. Он имел отдельную комнату в административном бараке, где жили немцы, и держался с официальным немецким руководством на равных.
Он и внешностью был похож на немца: полноватое, холеное лицо, чуть крупный нос, свисавшая нижняя губа, казалось, никогда не сходилась с верхней. Большие серо-голубые глаза, слегка выступающие из орбит, хорошо сочетались с коротко стриженными светлыми волосами.
Родился он в январе 1910 года в Петербурге, в семье потомственных актеров Мариинского театра. Родители, по его рассказам, часто бывали на гастролях за границей. Ребенок воспитывался в семье тети (по матери) и очень рано проявил свою самостоятельность.
Когда однажды тетя упрекнула его за полный пансион, он никому ничего не сказав навсегда ушел из ее дома. Оказался в детском приемнике. Закончив школу, поступил в медицинскую академию. Способности открыли дорогу в общество. Будучи человеком незаурядных дарований, он и дальнейшем был всегда заметной фигурой среди окружающих, несмотря на небольшой рост.
Он был прирожденным дипломатом, и это качество помогало ему подниматься по ступенькам служебной лестницы. Часто, когда на эту тему заходил разговор, Леонардович старался охладить мою эмоциональность словами: «Умей владеть собой, не показывай окружающим свои чувства; жизнь — это сцена, и тот преуспеет в ней, кто обладает даром актера».
