Наполнит кровью склеротические вены.
Тебе, земля, отдам последний дых, —
Моя душа не ведает измены.
Но благости я не смогу достичь,
Тебе моя суровость не по нраву.
Секи меня — я узнаю твой бич!
Ну что же, мой кулак работает на славу!..
* * *
Твои пути велят мне: стой!
Инстинкт велит клониться долу.
Но вы мне братья: ты простой
Сын Палестины, сын Сидона[6].
И пусть пути кричат мне стой,
Я не могу клониться долу.
Мы пели вместе по ночам
И на заре твой сон хранили.
Плечом к плечу по кирпичам
Мы складывали песнь о мире.
Мы пели вместе по ночам
И на заре твой сон хранили.
И кто вражду в нас растравил?
И братья мы не по крови ли —
Ты, Исаак, ты, Исмаил[7],
Что землю потом здесь поили?
И кто вражду в нас растравил?
И братья мы не по крови ли?
Нас голод мучил, ветер сек.
Но мы — в боренье неустанном.
Сошлися Запад и Восток
Здесь, в этом Негеве[8] песчаном.
Нас голод мучил, ветер сек,
Но мы в боренье неустанном.
Ты по строительным лесам
Взбегаешь, быстрая, живая.
Земля грядущего, я сам
Тебя отчизной называю.
Ты по строительным лесам
Взбегаешь, быстрая, живая.
Тебя провижу я в цвету,
В расцвете дружбы и богатства:
Осуществленную мечту —
Народов равенство и братство.
Тебя провижу я в цвету,
В расцвете дружбы и богатства.
* * *
В твою я бронзу, осень, колочу!
Исходит ветер песнью нелюдскою.
Ночь жаждет гибели, надобно палачу.
Ты придержи пока зарю рукою.
Я должен этой родине сказать,
Что если даже с нею не полажу,
Я буду также биться и дерзать
И должен за нее стоять на страже.
А если будет так, что слягу под
Одной из скал, совсем теряя силу,
Я памятник из камня всех свобод
Себе воздвигну над могилой.
И пусть запечатлеется навек
Начертанное коротко и строго:
«Жил в Ханаане тихий человек,
Однажды ночью поразивший бога,
За то что бог застлал ему дорогу».
1931
Перевод Д. Самойлова
Я не пел «аллилуйя» и «Как хороши»[9],
Мои песни не лгут, не лукавят,
И пусть хором
Другие поэты в тиши
Твой навоз воспевают и славят.
Ты молитв у пустого все ждешь алтаря,
Но колючих стихов моих ношу,
Как терновый венец свой, рукой бунтаря
Я в лицо желтой родины брошу!
А когда бредовую горячность лица
Охладит тебе стих мой жестокий,
То припомнишь ты образ изгоя-певца,
Что парил в твоем небе высоко.
Вспомнишь, как он с голодной улыбкой без сил
По дорогам бродил, словно Каин,
Как лиловое пекло хамсина гасил
Красной влагою лоз у окраин.
Как пылал он и видел в кровавом вине
Отраженья волнений душевных
И на плешь головы твоей градом камней
Низвергал вдруг лавину слов гневных.
