Ее дневник был настоящим сокровищем во многих отношениях. К несчастью, у меня не было времени прочесть его внимательнее и полностью. По крайней мере, в этот приезд. Поэтому я бегло просмотрела оставшуюся его часть, продолжая любоваться удивительным каллиграфическим почерком Клариссы. Ни разу она не допустила сбоя; ее почерк был безупречен, просто произведение искусства.
Быстро пролистав страницы, я увидела, что дневник Летиции Кесуик охватывает начальные месяцы 1 661 года и заканчивается весной. Она пишет о рождении сына Майлза в апреле того года, о долгих и трудных родах и описывает день рождения мужа в мае.
Самая последняя страница датирована двадцать девятым мая. Записей больше нет, потому что в книге кончились страницы. Она ее всю исписала.
Я снова почувствовала разочарование, пока не сообразила, что дневник окончился лишь потому, что кончились страницы в книге. Конечно же, Летиция продолжала вести дневник, потому что она была прирожденным писателем, обладающим легким, плавным стилем, почти разговорным, и замечающим множество важных деталей. Где-то здесь, в библиотеке, должен быть другой том, и Кларисса, по-видимому, нашла его и переписала. Точно так же, как я хотела узнать, что было дальше, так и ее, должно быть, мучило любопытство.
Вскочив, я направилась к лестнице, совершенно забыв предостережения Джо не взбираться на нее. Я проделала это и добралась до предпоследней ступеньки сверху. Я не осмелилась взобраться выше из опасения свалиться.
Но я была уже достаточно высоко, как оказалось, стоя непосредственно у полки, с которой Джо снял гроссбухи и дневник, и мне было легко прочитать заглавия оставшихся на полке книг. Там стояли два романа Томаса Гарди, три тома Бронте и шесть книг Чарлза Диккенса, а также том сонетов Шекспира. И ничего больше, только пробел на полке, где стояли гроссбухи и Клариссина копия дневника.
Мне понравилась книжка сонетов, переплетенная в красную материю с золочеными буквами. Я взяла его с полки и увидела маленькую тоненькую книжку в черном кожаном переплете, лежавшую сзади романов Бронте у задней стены полки. Сначала я подумала, что это Библия, но затем рассмотрела обложку и увидела, что на ней нет титула. Конечно, никаких золоченых букв.
Осторожно балансируя на вершине лестницы, я открыла черную книгу и сразу же узнала ее. Меня охватили нервная дрожь и возбуждение. Это был оригинал дневника Летиции, написанный ее собственной рукой, тот самый, с которого Кларисса так старательно сняла копию в 1893 году. Я поискала кругом, рядом с Бронте, Харди и Диккенсом, но больше там ничего не было.
