Гарри Морли, неутомимый путешественник и поклонник старины, писал в 1926 году: «Единственное лестное, что можно сказать про марсалу, это то, что она хорошо идет с горгонзолой[2]. В лучшем случае это жалкая замена хереса или мадеры, лишенная какой бы то ни было индивидуальности». Последствия не заставили себя долго ждать: марсалу перестали пить. Люди говорили, что она годится только для готовки, и наливали в свои бокалы шардоне.
Вдоль всей длинной морской линии города стояли огромные пустые строения, в которых прежде получали и хранили марсалу и откуда ее развозили по всему миру. Они стали символами краха знаменитых семей, занимавшихся производством этого вина. Большинство из них превратили в свалки, в хранилища строительных материалов или в нечто подобное. Территории вокруг были завалены пылью, пластиковыми мешками, обрывками бумаги и сухими листьями. Трехэтажное строение со сводчатым тенистым первым этажом, коринфскими колоннами и закрытыми ставнями окнами наверху, принадлежавшее Уайтекерам, некогда поражало величественностью. Теперь же позолоченная штукатурка осыпалась, а камень разрушался. Ставни повисли на болтах. А что поддерживали коринфские колонны? Канувшую в Лету историю? Вряд ли.
В одном из таких винохранилищ начали вновь появляться признаки жизни. Марсала готовилась к возвращению. Ее возрождение началось, когда талантливый винодел Марко де Бортоли, решив, что спасение в качестве, а не в количестве, приступил к производству вина по новым стандартам. К нему присоединились несколько семей, в том числе и Баффа, и постепенно репутация марсалы отвоевала утраченные позиции. Как писал Эдуард Лир:
В великолепной гостиной сидя,
Стены которой сотни книг обрамляли,
Тянул он марсалу — бокал за бокалом,
Но хмель его в плен так и не взял.
Что сказать после таких строк? Лиру явно никогда не доводилось пить марсалу, которой славится Баффа.
Когда я прощался с Доменико, сильный порыв ветра поднимал пыль во дворе. Волны одна за другой наносили резкие, быстрые удары по обветшавшему берегу, на который выходил фасад строения, по корпусам прогулочных судов, по дамбе, по рыбачьим лодкам, маленьким разноцветным лодкам, стоявшим у берега. Более крупные и вместительные лодки, предназначенные для хода на глубине, названия которых врезались в память — «Turridu», «Carmelo» и «Pinturiccho», — стояли на якоре возле мола, защищавшего порт от наводнений.
Их улов я обнаружил на компактном, крестообразном рыбном рынке возле Ворот Гарибальди. В мае 1860 года именно здесь генерал вошел в город, затем он завоевал остров и положил начало тому процессу, который с невероятной быстротой, в течение двух лет, завершился объединением Италии. Ворота Гарибальди не всегда назывались именно так. Когда-то их звали просто Морскими (Porta di Mare), но исторические события оставили свой след.
