Жестяные игрушки | страница 21
— Вера, я не представлял себе, чем это обернется для тебя. Я понимал, что для меня это не может пройти без последствий. То, что она черная. Но я не представлял, что это сделает с тобой… что это сделает из тебя… здесь. То, что она черная.
— И ты не поступил бы так, знай тогда, что это сделает из меня?
Он расцепляет пальцы и опускает ладони на колени.
— Честно говоря… я не думаю, что к тебе вообще смогут здесь относиться по-другому. До конца твоей жизни. По-другому, чем относятся к тебе в последнее время. В общем, я вот что предлагаю: я продаю этот дом, отдаю всю выручку от продажи тебе, и ты сможешь купить себе дом в другом городе… где тебя не… ну, ты понимаешь… не знают.
— Где меня не ославили, — поправляет она его.
— Этот дом можно продать за хорошие деньги. Он один из лучших домов в городе. Это позволит тебе купить почти что угодно где угодно. В смысле, в провинции.
— Ради такого разговора мы обошлись бы и без кресел, Чарльз. И в какой город ты предлагаешь мне перебраться? Я ведь думала об этом. Много думала, уж поверь мне.
— Ну, не знаю. В Миртлфорд. К родителям. Или в Хэй. У тебя друзья в Хэе.
— Ты перечисляй, перечисляй, Чарльз. Рано или поздно ты доберешься до единственного места, где я буду не тем, во что превратилась.
— Черт, Вера. Не знаю. Как насчет Бендиго? У тебя там кузины, так ведь? Разве там не живет никто из Шарпов?
— Я думала о Бендиго. И о Миртлфорде. Я думала даже о Мельбурне, хоть это и то место, о жизни в котором я никогда не помышляла.
— Ну, Вера, я не знаю где. Но не здесь. Там, где ты могла бы начать жизнь заново.
— Нет. Ты ведь не знаешь где, нет? Ты ведь не знаешь, что есть лишь одно такое место. Что это будет преследовать меня, куда бы я ни переехала… кроме одного-единственного места. — Она делает широкий жест рукой. — Ведь все они расположены в одном месте. Бендиго, Сеймур, Миртлфорд, Хэй. Все они здесь. Это как бег на месте. Потому что во всех этих местах это означает одно и то же. — Она проводит пальцами левой руки по вышивке у горла. — Почему ты не спрашиваешь меня, что это за место, куда это не последует за мной и не сделает прокаженной? — Она смотрит на него в упор. Он поднимает глаза вверх, где верхушки пальм раскачиваются на фоне такой синевы, словно та пришла из воспоминаний его родителей.
— Олл райт. Считай, что я спросил.
— Кумрегунья, — шепчет она. — Забавно, правда? Это единственное место, где, я знаю, позор всего этого будет не позором, а чем-то другим… Где это… примут. Где меня не обязательно будут любить за то, что я это я, но где от меня не будут шарахаться из-за того, что со мной случилось. Единственное место, где то, что тебя бросили ради черной женщины, не кажется вздором. Кумрегунья. Это не лишено иронии, тебе не кажется?