Во время рассказа Нина не сводила глаз с карты Италии, чертя на ней пальцем кружочки.
Потом она взглянула на Петрикэ. Но тот задумчиво смотрел в окно.
В комнату вошла София. Увидев Нину, она дружелюбно улыбнулась ей и пожурила Петрикэ:
— Ты что же это? У самого гостья, а он и не скажет! Надо же её угостить, там пироги с вишней. Ну, погодите, я сюда принесу.
Она принесла на подносе стаканы с водой и тарелку с подрумяненными пирожками.
— Угощай-ка свою приятельницу, Петрикэ! Стряпала Мария, а она на это мастерица.
Петрикэ и Нина снова остались одни. Они взяли по пирожку и стали молча есть. Действительно, очень вкусно! Не менее аппетитными выглядели и оставшиеся на тарелке пирожки. Но Петрикэ и Нина, казалось, не могли справиться с начатыми…
— Как бы хорошо было… — заговорил Петрикэ.
— Что?
— Ты, наверно, будешь смеяться. Я знаю, что это невозможно, но… — Петрикэ от волнения стал тереть макушку. — Нет, не скажу, а то ещё будешь смеяться!
— Да не буду, — заверяла Нина. — Ну, скажи!
— Знаешь, что я подумал?.. Хорошо, если бы Гуго и его друзья попали к нам. Мы бы приютили их, накормили пирогами. Потом бы играли вместе, а осенью они начали бы учиться в нашей школе… У меня у самого не так уж много рубашек, но я не пожалел бы для него свою новую! Ну, не будешь смеяться?
Нина ласково посмотрела на него.
— Смеяться? Да ведь я и сама об этом думала!
* * *
Санду разложил по всему столу журналы и книги. Нелёгкую он взял на себя задачу. Подготовиться рассказать, как живут московские дети, — на это, пожалуй, одного вечера мало.
Незадолго перед тем к ним зашёл Петре Станку и пригласил их всех в летнее кино.
Думитру Дану и Петре Станку расположились там же, где они недавно играли в шахматы. Разговор и зашёл об этом.
— Никто из нас не проиграл! Одна партия — твоя, другая — моя. Только вот жена в проигрыше осталась… — шутил Думитру Дану.
— Да, — согласился Петре Станку, — варенье в банке заметно поубавилось!
Потом заговорили о работе. До слуха Санду долетели обрывки фраз, несколько раз повторялось незнакомое имя Хынку. «Кто такой Хынку? И почему отец и дядя Петре так озабочены?» — думал Санду, перелистывая журнал.
— …Я поинтересовался, кто на фабрике с ним знаком поближе, — продолжал Петре Станку. — Оказалось, что друзей у него там нет, ни с кем он не общается.
— Зато уж на производственных совещаниях он страшно говорлив. Там от него только и слышишь: «Товарищи! Мы должны сделать то-то и то-то… Мы должны выправить то-то и то-то… Я беру на себя обязательство…» А как дойдёт очередь до проверки выполнения обязательства, тогда иной разговор: «Товарищи! Я должен выступить с резкой самокритикой. По объективным причинам мне не удалось сделать то-то и то-то…» Сегодня опять присылает мне никудышный лесоматериал, а когда я пришёл к нему, он начал мне в глаза врать: дескать, такое дело, поскольку ему известно, имеется распоряжение… Ну, тут я взял его в оборот — шёлковым стал. Правда, и времени я на него извёл порядком.
