.
Поэтому Анастас Иванович считал необходимым срочно «прояснить позиции» несколько глубже, чем это проходило при общении в коридорах и кабинетах Старой площади. И лучше всего было сделать это с Косыгиным, все же почти четверть века в одной упряжке. В то время как Шелепина Микоян почти не знал и по-прежнему опасался. А Воронов всегда был товарищем ограниченным и излишне прямым. Если что не так – упрется, как осел, нипочем не договориться.
Случай не заставил себя долго ждать. Из-за нового поста Генерального секретаря ЦК КПСС, введенного параллельно с Первым секретарем, вышел небольшой казус с крымскими госдачами. Основную, номер один, построенную в тысяча девятьсот пятьдесят пятом в Нижней Ореанде для Хрущева, Брежнев отдавать не захотел. Надеялся, что Шелепин поссорится с Микояном из-за президентской[51] «двойки» – заметно более удобной, однако не такой статусной. Но не получилось, Александр Николаевич с удовольствием остался в привычной «семерке» Чаира. В свою очередь Анастас Иванович сделал жест взаимной уступки и выразил готовность в любой момент отдыхать в привычной «обычным» секретарям ЦК «семерке», хотя бы и прямо в этом году.
Подгадать свой отпуск ко времени косыгинского было несложно. А любимая Алексеем Николаевичем «пятерка» граничила заборами с «семеркой». В общем, летом тысяча девятьсот шестьдесят шестого года можно было частенько видеть премьера и генсека лежащими рядом на пляже или прогуливающимися по живописным окрестностям[52]. Нельзя сказать, что лидеры СССР часто говорили о политике или экономике, скорее наоборот. Но порой там, где рядовые советские отпускники видели лишь повод перекинуться парой-тройкой слов, вожди походя намечали грядущий курс огромной страны.
…Нелегко отдыхающему миновать набережную Русалки в Мисхоре, получившую свое название благодаря выступающей из моря, сохранившейся еще с дореволюционных времен бронзовой фигуре обнаженной женщины-русалки с ребенком на руках[53]. Анастас Иванович знал – прошедшая война оставила в скульптуре более ста сорока пулевых и осколочных отверстий. Впрочем, с асфальтированной дорожки тротуара открывался вид только на уходящую в бесконечность пашню моря. Сама достопримечательность, как и плотно заваленная загорающими телами узкая полоска галечного пляжа, была надежно прикрыта широкой полосой зеленых кустарников. Настолько плотных, что грязные пятна помета чаек неряшливо лежали прямо поверх переплетения неровно остриженных веток.
