То, что услышал он далее из уст Захир-шаха, адресовалось не столько ему лично, сколько Старой площади.
Король заявил, что всегда был и остается убежденным и последовательным сторонником развития дружеских отношений с Советским Союзом и даже в какой-то мере разделяет идеи социализма. Но, подчеркнул далее Захир-шах, нужно понять, что Афганистан для этих идей еще не созрел, а форсировать события, невзирая ни на что, крайне опрометчиво. Итогом в этом случае будет лишь хаос, разруха и война. Дабы избежать этого, король предложил лидеру НДПА регулярно встречаться и обмениваться мнениями. Таким образом, король, видимо, надеялся установить негласный канал доверительной связи со Старой площадью. Но Тараки, возможно, не поняв этого, отказался от дальнейших встреч, полагая, что королевская власть стремится приручить НДПА.
Как отреагировала на эту неординарную инициативу Захир-шаха Старая площадь — неизвестно. А ведь дальновидный и проницательный правитель Афганистана пытался предотвратить зарождавшуюся трагедию и пекся не только о сохранении традиционного нейтралитета своей страны, но и о дальнейшем развитии дружественных советско-афганских отношений. Об этом он и просигналил.
В своевременности и правильности высказанных королем предостережений нетрудно убедиться даже при относительно поверхностном ознакомлении с афганской действительностью тех лет.
Правоверные реагировали иначе
На пути новорожденной НДПА стояла преграда, преодолеть которую ей было не под силу. Преграда эта — мусульманское духовенство, с незапамятных времен занимавшее господствующие позиций в жизни афганского общества.
Низшие слои духовенства были представлены в кишлаках, где проживало почти девяносто процентов населения страны, муллами, которые всегда были тесно связаны, с одной стороны, с главами семей, кланов и племен, так сказать, со всей местной элитой, а с другой стороны — с простым людом, поскольку сами муллы почти поголовно вышли оттуда, из простого народа. Эта перемычка делала кишлак единым и неделимым целым.
Исполняя обязанности шариатских судей и толкователей Корана, строго следя за исполнением традиционных исламских обрядов и поверий, мулла, таким образом, предопределял полное неприятие жителями кишлаков любых попыток привнести извне в их жизнь чужеродные, непонятные и, главное, богохульные идеи коммунизма.
Городские служители культа, настоятели мечетей, преподаватели медресе и богословы учебных заведений проявляли себя в отличие от деревенских мулл достаточно мобильным в общественно-политическом плане средним слоем мусульманского духовенства, небезразличным к реформаторским идеям и течениям. По-иному вести себя они просто не могли, ибо их паствой были традиционные сословия горожан: торговцы, ремесленники, пауперы и т. д., — с которыми они ежедневно общались и у которых, с учетом текущих настроений «улицы», формировали единый взгляд на происходящее, разумеется, в строгих рамках извечных исламских ценностей, в духе непримиримости к всякого рода новшествам, способствующим распространению в обществе разврата, коррупции, атеизма и, конечно, коммунизма.
