Сидя рядом с Корнеевым на бревне, девочка потемневшими глазами следила за красным языком пламени, мечтательно вспоминала:
— Как в лагере! В этом году я опять в лагерь уеду. Ох, и хорошо там!
Показавшаяся в воротах Полина внимательно посмотрела на мужа и прижавшуюся к нему Анку, в лице у нее что-то жалко дрогнуло.
— Беседуете? — обронила она, проходя мимо. — Домой пора.
Дослушав восторженный рассказ Анки о лагере, Федор Андреевич притоптал почти догоревший костер, начертил на земле прутиком: «Идем в гости».
— К вам? — Анка почему-то замялась, затем решительно крутнула косичками: — Идем!
В комнате было темно, и Федор Андреевич не сразу разглядел в сумерках Полю. Она лежала на кровати, уткнувшись в подушку, глухо плакала.
Анка деликатно высвободила свою руку из обмякшей ладони дяди Феди и выскользнула в дверь.
— Вот, — начал Константин Владимирович вместо приветствия. — Ты включен в экзаменационную комиссию, есть решение гороно.
В белой рубахе, подпоясанный плетеным пояском, в сандалиях, седой и благообразный, Воложский был похож сейчас на профессора-дачника, и только возбужденное лицо и частая одышка нарушали это впечатление.
— Расписание я тебе принес, — Константин Владимирович выудил из кармана брюк сложенный листок и шлепнул им по столу. — Завтра — геометрия, быть к десяти без опоздания! Да, и разумеется — работа будет оплачена.
Корнеев не видел Воложского больше недели, дважды забегал к нему, но не заставал, и сейчас очень обрадовался. Вдобавок еще такая приятная новость!
— Да не усаживай ты меня, некогда! — сопротивлялся Воложский. — И не пиши: нечего меня благодарить, это не я, не я! Так смотри — не опаздывать!
Он стукнул Корнеева по плечу и убежал, так и не успев отдышаться.
Вечером Федор Андреевич заставил Полину пересмотреть весь свой гардероб: костюм, галстук, сорочка были отглажены, в манжеты заранее продеты запонки.
— Ты как на свидание собираешься! — усмехнулась жена.
— «Важнее!» — ответил Федор Андреевич.
— Тебе это всегда важнее, — не сдержавшись, кольнула Поля, но Корнеев даже не расслышал.
Ночью Федор Андреевич несколько раз просыпался — по-мальчишески боялся проспать — и поднялся рано. До семи он успел полить деревца — кленки и яблоньки прижились, зеленели крохотными листиками, — потом брился, нетерпеливо поглядывая на часы. Чернобровый человек с пшеничными усами и посвежевшим после бритья лицом выглядел в зеркале молодым и здоровым, абсолютно здоровым!
Поля заботливо осмотрела мужа, сняла с костюма какую-то ниточку и даже, как когда-то давно, дотронулась до его щеки губами:
