— Привет, Джон, — сказал Гаффен. — Ты как здесь оказался?
— Вскрытие по Карен Рэндалл.
— Они начнут буквально через минуту. Переоденешься?
— Нет, спасибо, — отказался я. — Я просто посмотрю.
Вообще-то я не имел бы ничего против переодевания, но тогда мне это показалось неуместным. Единственный способ сохранить свой статус стороннего наблюдателя, это остаться в своей обычной одежде. Мне меньше всего хотелось, чтобы сложилось мнение, будто бы я активно участвовал в проведении этого вскрытия и, возможно, каким-то образом оказал влияние на сделанные в ходе него выводы и заключения.
Обращаясь к Хендриксу, я сказал:
— По-моему, раньше мы с вами не встречались. Я Джон Берри.
— Джек Хендрикс, — он улыбнулся но руки не подал. Он все еще был в резиновых перчатках, которыми он до этого прикасался к трупу.
— А я вот тут как раз знакомил Хендрикса с кое-какими выводами, — сказал Гаффен, кивая на труп. Он сделал шаг в сторону, чтобы мне тоже было видно. Это была молодая негритянка. Она, должно быть, была при жизни довольно привлекательной девушкой. Пока в груди и животе у нее кто-то не прострелил три круглые дырки.
— А то ведь Хендрикс все это время проводил в «Мем», — сказал Гаффен. — И сталкиваться с подобного рода вещами ему почти не приходилось. Например, мы только что обсуждали, откуда могли появиться вот эти отметины.
Гаффен указал на небольшие надрывы плоти. Более всего их было заметно на руках и ногах.
Хендрикс сказал:
— Я бы сказал, что это следы от колючей проволоки.
Гаффен грустно усмехнулся.
— Колючей проволоки, — повторил он.
Я промолчал. Сам я знал, что может оставлять на теле такие следы, равно как и то, что у человека, сталкивающегося с подобным случаем впервые, нет практически никаких шансов на то, чтобы это угадать.
— Когда ее привезли? — спросил я.
Гаффен взглянул на Хендрикса, а затем сказал:
— В пять утра. Но смерть, по всей видимости, наступила где-то в районе полуночи. — И обращаясь к Хнедриксу он спросил, — Тебе это говорит о чем-нибудь?
Хендрикс лишь покачал головой и закусил губу. Гаффен преподавал ему урок мастерства. Вообще-то мне лично подобная метода не по душе, но так уж заведено. При обучении медицине унижение зачастую ошибочно принимается за наставничество. Хендрикс знал об этом. И я знал об этом. И Гаффен тоже.
— Тогда, — снова заговорил Гаффен, — где, по твоему мнению, она находилась все эти пять часов после смерти?
— Не знаю, — униженно сказал Хендрикс.
— А ты подумай.
