— Я у него спрошу. Ему будет очень приятно, что ты о нем вспомнила. Он бы с удовольствием приехал, но в ближайшие недели у него нет и минуты свободной.
— О, если ты считаешь, что он в принципе сможет приехать, я поговорю с другими членами комитета, и мы перенесем дату…
— Нет, этого делать не стоит, — поспешно возразила Брук. Она прежде не предполагала, что у нее не мачеха, а настоящая липучка, и не знала, как поступить. — Его график совершенно непредсказуем. Можно наобещать, а потом придется отменять. Нравится это Джулиану или нет, но он уже не принадлежит себе.
— Ну понятно, — пробормотала Синтия.
Брук отогнала мысль о злой иронии судьбы — она отбивалась от Синтии теми же аргументами, которые Джулиан приводил ей самой.
Было слышно, как Синтии позвонили в дверь. Она с извинениями положила трубку. Мысленно поблагодарив того, кто прервал их разговор, Брук прочитала еще две главы непридуманного отчета о похищении Итана Пэтца[20], совершенно уверившись, что каждый зловещий тип на улице — потенциальный педофил, и ушла, когда установщик жалюзи — еще одна попытка защиты от папарацци — закончил работу.
Брук постепенно привыкала быть одна. Теперь, когда Джулиан постоянно был в разъездах, она шутила, что вернула себе свободу. Правда, и общения стало куда меньше. На извилистой Девятой авеню, проходя мимо итальянской булочной с намалеванной от руки вывеской «Кондитерская» и самодельными шторами, Брук не устояла и зашла. Это был маленький уютный магазин с кофе-баром в европейском стиле, где по утрам посетители заказывали капуччино, а днем — эспрессо, который выпивали стоя.
Брук осмотрела витрину с выпечкой, чувствуя на языке вкус масляного печенья, круассанов с джемом и тартинок с творогом и ягодами. Если бы ее заставили выбрать что-то одно, она взяла бы канноли, эту вкуснейшую, но губительную для фигуры поджаристую трубочку, щедро начиненную творогом. Прежде всего она слизала бы крем, а затем, освежив вкусовые ощущения большим глотком кофе, откусила побольше с того или другого конца, замерев, чтобы посмаковать…
— Dimmi![21] — сказала итальянка, прервав поток гастрономических фантазий.
— Большое латте без кофеина с обезжиренным молоком, — со вздохом попросила Брук и ткнула пальцем в бискотти без глазури, начинки и прочих излишеств, горкой лежавшие на подносе у кассы. Она знала, что миндальное бискотти будет свежим, вкусным и в меру хрустящим, однако с канноли его не сравнить. Но выбора не было: после уик-энда в Остине она набрала четыре фунта, и при одной мысли об этом ей захотелось завизжать. Пара лишних фунтов на обычной женщине сошли бы незамеченный, но для Брук — диетолога, а теперь еще и жены знаменитости — это было совершенно неприемлемо. Вернувшись из Остина, она немедленно начала вести дневник приема пищи и села на жесткую диету — не больше тысячи трехсот калорий в день. Эффекта пока не дало ни то ни другое, но Брук была настроена решительно.
