Она должна была быть ещё ребёнком... Его ровесницей... Это никак не укладывалось в голове и он чувствовал себя в своей полувоенной форме, по сравнению с ней, глупым и смешным провинциальным барчуком, в дурацком костюмчике морячка.
Тоненькая и стройная её фигурка, обтянутая креп-жоржетом дорогого платья, отнюдь не детского фасона, аккуратная головка на идеальной шее, красивые руки, словно сделанные из тончайшего фарфора и чудный, волшебный голос...
- Dites-moi - "l'ours russe"*– просила она тогда, состроив глазки.*(Скажи-"Русский медведь")
- "l'ours russe" – отвечал он, искренне стараясь, чем и вызывал её звонкий смех.
Она выбегала из дома и, передразнивая его, хохотала с кем-то из взрослых в саду. А он, в отчаянии, ночами, писал ей свои первые наивные стихи о любви, а с рассветом неизменно от них избавлялся. А она, украдкой, кокетливо показывала ему кончик язычка за завтраком, а он счастливо смеялся и был осуждаем отцом за легкомыслие и неумение себя вести за столом, а она...
За окном послышался шум приближающегося экипажа. Мальчик вскочил с кровати и осторожно приоткрыл занавеску.
Шикарное чёрное ландо, запряженное двойкой златогривых серых першеронов, остановилось у ворот усадьбы и выпустило своих пассажиров.
Он спешно стал одеваться и приводить себя в порядок. Сегодня нельзя быть нюней, сегодня он будет твёрд и решителен. Гости хохотали на террасе встречаемые родителями...
- «День сегодняшний дарует то, что сам сумеешь взять...» - напевал кадетик, надевая мундирчик и любуясь собой у большого старого зеркала в резной ольховой раме.
«Хорош» - нашел он сам себя вполне достойным всяческих побед и, сунув руку в карман, достал оттуда, привезённый им из города, небольшой флакончик с порошком шпанской мушки. Чмокнул его в пробку и, подмигнув своему улыбающемуся отражению, вышел из комнаты.
Но день, как-то сразу, не задался... Встреча оказалась довольно холодной. Более того, её мама, скрывая улыбку за веером, спросила вдруг – «не бреется ли он ещё?» - от чего сразу стало ужасно неловко.
-"Ещё нет-с". – Ответил, успевший стать пунцовым, кадетик. И небо рухнуло....
Больше внимания на него не обращали.
После завтрака все перешли в беседку за домом и непрерывно о чём-то беседуя, стали играть в карты.
И только огромная пегая собака Еблонских, нашла в нём благодарного друга. Она ставила ему на плечи свои большие лапы и норовила лизнуть в лицо. Он трепал её за холку и уши. Она рычала. Незаметно для себя, он разыгрался с ней так, словно это её он и ждал целый год. Забывалась досада и неловкость, возвращалась к нему его детская непосредственность...
