Казалось, что даже воробьи притихли. Все как-то, охуели, что-ли.
Вывел всех из оцепенения, глухой звук, гупнувшего оземь, Захарова тела.
Он выпал головой вниз, свернув себе шею.
Во двор вбежали санитары с носилками и стали откачивать Кукинина.
(*фин. – Осторожно! Мины!)
АХ, ЛИЗА МАРКОВНА!
***
Клавдий Давыдович Русских, был человеком робким, а потому – интеллигентным и скромным.
Вот, если бы он родился в «нужном месте» и в «нужное время», то тогда бы да... Ну, а так...
В общем, был он беден, и одинок. А о Лизе Марковне ходили весьма воодушевляющие слухи.
Поговаривали, будто бы она, будучи женщиной доброй и «в летах», не отказывает никому.
И, набравшись храбрости, Клавдий Давыдович, наконец, решился.
Он стоял перед дверью в её квартиру и, замерев, прислушивался. За дверью было тихо и это обнадёживало. Больше всего он не хотел кому-то помешать.
Его колотила мелкая противная дрожь от непреодолимого волнения. С калош стекал в лужицы грязный тающий снег, и наполнял звенящую пустоту парадного, источаемый Клавдием Давыдовичем, неприличный запах «Шипра».
Всё его смущало в этой ситуации. И неопределённость, и непредсказуемость, и сама её некая гротескная абсурдность. Но, приятно щекотало его убогое самолюбие, осознание собственной решимости.
Чтобы окончательно успокоиться, Клавдий Давыдович, трижды глубоко вдохнул, зажмурился и, задержав дыхание, протянул руку к дверному звонку.
Вот сейчас послышатся шаги, щёлкнет замок, дверь откроется и Лиза Марковна...Мудрая Лиза Марковна... Опытная Лиза Марковна... Бывалая Лиза Марковна... Всё поймёт без лишних слов и затащив, теряющего рассудок, Клавдия Давыдовича, в своё «гнездо первобытного разврата», воскресит существо своего нового героя, живительным и смачным поцелуем. И всё будет складываться само-собой, и всё будет хорошо.
Тучное её тело пахнет сдобой, щёки горят, и губы горят, и вся она пылает. И он пылает. Оба они пылают и тают прямо здесь в прихожей, словно свечки или мороженое какое. Вкусно...
Клавдий Давыдович, физически слабее и значительно мельче. Ему немного страшно. Но, он старается отогнать эти мысли, впиваясь губами в розовый жирный сосок Лизиной груди. Она мягкая и большая. Очень большая. Даже слишком большая, но это именно то, что надо.
Трещит сдираемая с него одежда, Лиза Марковна рычит и немного потеет. Это возбуждает. Здорово возбуждает. Клавдий Давыдович сопит и пыжится, но сравняться в проворности и грациозной мощи со стокилограммовой возбуждённой матроной он не в силах. Это настораживает.
