Короче, если я еще раз захочу выдать себя за бедного франка, то спину надо горбить, морду прятать, руки тоже прятать, потому что по одним только мозолям во мне сразу признают не только воина, но и викинга. Ведь здешняя знать греблей себя не изнуряет. Короче, плохая была идея. Лучше бы уж я под знатного франка косил. Или нищего. Или монаха.
Кстати, о монахах. Я не ошибся насчет креста.
За ближайшим леском размешался монастырь. Аккуратно так располагался — с реки не увидишь. И вот моя третья удача. Словенин-пастушок звался Вихорьком. И он оказался рабом именно монастырским.
С виду Вихорьку было лет одиннадцать-двенадцать. И на самом деле — столько же. Ничего так мальчишка, крупный. Только тощий. В монастыре отощал. До того пацанчик, считай, в семье жил. Мать его была наложницей богатого бондаря аккурат из того милого городка, который возвышался над окрестностями. Как попал во Францию, паренек не помнил. Продали вместе с матерью в совсем юном возрасте. От матери Вихорёк и языку словенскому выучился. Но год назад мама умерла, вернее, убили ее нехорошие люди.
И хозяин-бондарь отдал пацана монастырю. За долги.
Монахов Вихорёк ненавидел лютой ненавистью.
С чего бы это, если подумать, ведь работа у него была вроде бы нетрудная? А с того, что пареньку выпало несчастье родиться симпатичным мальчиком. Как раз таким, какие по вкусу его преосвященству (или как там его именуют) настоятелю монастыря. Вихорёк повел себя неправильно, за что был бит (не слишком сильно, чтобы внешность не попортить) и отправлен на исправительные работы.
В пастушки его определили недавно. Монастырскому сельхозначальнику он тоже приглянулся. Но этот нахрапом не полез: действовал лаской. Работу дал легкую, жратву подкидывал повкуснее…
Но что в лоб, что по лбу, и наученный горьким опытом Вихорек скорее всего вынужден будет уступить похотливому церковнослужителю. Потому что в альтернативе может быть всё, что угодно. Оскопление, отрезание языка, подземная темница. За год Вихорек успел навидаться всякого и понимал, что легко отделался. Скажет священнослужитель, что раб поднял на него руку — и ее отрубят. Монахи могли себе позволить пожертвовать одним рабом, чтобы добиться повиновения остальных. Тем более, что рабы дешевы. Один сдохнет, другого возьмут. Вся округа у монастыря в должниках. Включая и здешнего синьора.
Всё это пастушок поведал мне минут за пятнадцать, в процессе поглощения полукилограммового куска копченого лосося, прихваченного мною для установления контакта. Слова из него сыпались со скоростью три штуки в секунду. Истосковался он по «родной речи».
