Среди сжатых условностью дней,
Отменялись текущие казни,
Пока шут был главней королей.
В окна, в день тот, не лили помои.
С рынка брать воспрещалось налог.
Даже церковь, уставы чьи строги,
Говорила. – Прости нас всех, Бог!
Веселились – так, чтоб до упаду:
Песни, пляски, хмельное вино,
Тут – циркач, по тугому канату,
Там – факир ест огонь и стекло.
А на утро, из кривеньких улиц,
Стража трупы несла на погост,
Тех, кто, спьяну, с судьбой разминулись,
И о ком не прольют много слёз.
13.12.01.
Вот третья сорвана печать...
Вот третья сорвана печать:
Теперь уж поздно отступать!
И то, что мир хранил на дне,
Из пепла восстаёт ко мне.
Я страшный завершил обряд:
Мой дух – на времени распят,
И сколько не прошло бы лет –
- Я здесь, и где был в тот момент.
Скрежещут зубы у веков:
Мудрец – на сотню дураков.
А после – всё наоборот.
Что лучше – чёрт не разберёт.
А я, по-прежнему, всё там, –
- Чужак, теперь, любым мирам.
Но в точке, бездной сжатых лет,
Храню, невольно, их от бед.
14.12.01.
Вся убеждённость позади...
3.
Вся убеждённость позади,
И душу рвёт одно:
Когда хотели нас спасти –
- Всё сделали назло!
Изломан и отброшен свет
Души кривым стеклом. –
- И вот, мы на пороге бед,
И, в общем, поделом!
18.12.01.
На небе – Луна, кривобоким пятном...
На небе – Луна, кривобоким пятном.
Глаз жёлтый – уныл и пуст.
За что же, о боже, я так давно
Ничьих не касался уст?
По чёрному бархату, россыпью звёзд,
О счастье напомнила ночь.
Хоть счастья рецепт, до наивности прост,
Себе я не в силах помочь.
Всего и могу – взглядом выбрав надир,
Исторгнуть рифмованный вздох.
Я сам себя запер в свой собственный мир,
Где сам же – и дьявол, и бог.
19.12.01.
От времени обшарпанный подъезд...
От времени обшарпанный подъезд.
Ты села, прям на грязные ступени.
Из тысячи иных, возможных мест,
Ты это выбрала, без всяких объяснений.
Испуг и бледность на твоём лице,
Но губы сжаты, как слова – строкою.
И взгляд – пылание, застывшее в свинце.
И я, невольно, восхищён тобою.
20.12.01.
Опять зачитался до самой я ночи...
Опять зачитался до самой я ночи –
- Глаза с превеликим трудом открываю.
Зеваю отчаянно, что есть мочи.
Да головой одурело мотаю.
Послать бы всё к чёрту, зажмуривши веки!
Уйти, провалиться в сон, точно в нирвану.
Не ощущать себя в роли калеки,
А, просто, в постели залёживать рану.
Бесстыдно храпя, привалившись к подушке,
По самые уши, уйдя в одеяло.
…Но нет, я в метро, в препротивной толкучке,
Без всякой надежды достичь идеала.
