С прошлого года Винсент занялся приведением в порядок второго дома – не знаю, что он планирует там сделать, но в его искусных руках обреченный на гибель дом постепенно превращается в дворец, для чего он и был изначально предназначен бароном фон Хакке.
И как бы в противовес стремительной атаке «Унтерхаммера» на инерционную природу лесных жителей в трех километрах от него у самого выхода из ущелья дракона угнездился с позапрошлого века ресторан «Клюг’ше Мюле», тот самый, который гордится своей солидной бюргерской кухней. Все в нем и вправду солидно, старомодно и невкусно – сколько лет я пытаюсь, и никак не нахожу вкус в бюргерской кухне, в кислом колбасном салате, в еще более кислом и скользком картофельном салате, в фирменном жирном супе с печеночными клецками, и в тягучих от избытка желе фруктовых пирожных. Трудно понять, почему толпы туристов, насладившись прогулкой по зловещему ущелью, с удовольствием уплетают все эти исконно немецкие яства, с трудом подаваемые пожилыми хромоногими официантками в белых фартуках и чепцах. Не знаю, из жалости их здесь держат или для местного колорита, но больно смотреть, как они, с трудом ковыляя на ревматических ногах, тащат на террасу полные подносы тяжеленных пивных кружек.
С террасы ресторана открывается завораживающий вид на разноцветные лесные угодья и на мирную речку, которая, с рокотом вырвавшись из-под последнего валуна Карлсталя, неожиданно успокаивается и продолжает струиться кротко и нежно, словно знаменитая цветочница, укрощенная Пигмалионом.
Я подозреваю, что именно тут, на этой идиллической лужайке испустил дух злосчастный дракон, - иначе невозможно объяснить, почему здесь внезапно исчезают все разрушительные следы геологической катастрофы, и бурный поток превращается в овальное озерцо исключительно гармоничных очертаний, по которому загадочно скользит пара королевских лебедей. Скольжение их загадочно, потому что нельзя увидеть ни одного движения, его вызывающего – ни одно перышко на их крыльях не шевельнется, как не дрогнет ни один мускул уходящих под воду перепончатых лап, только время от времени склонится к партнеру маленькая головка на змеиной шее, партнер ответно кивнет такой же маленькой головкой на змеиной шее, и оба без какого либо видимого усилия грациозно развернутся и слаженно заскользят в противоположном направлении.
Три года назад произошла трагедия – один из лебедей умер, мы так и не узнали, ОН это был или ОНА. Два года одинокий лебедь почти неподвижно возвышался посреди озерца, явно не желая никуда скользить без друга, или подруги. А в этом году ему – или ей – нашли пару, и они опять неразлучно курсируют по зеркальной водной глади.
