Снова началась перестрелка, и русские выскочили из землянки.. Вилли все еще видел прямо перед собой зрачок ствола автомата, но не верил, что еще живет, слышит, как стреляют, мелькнула даже дикая мысль: и на том свете, видимо, тоже идет война. Прошло несколько минут, и перестрелка стихла, бой откатился к берегу Донца.
— Жив, Вилли? — услышал он голос санитара, приволокшего его в эту землянку. И вдруг санитар, он был из нацистов, с подозрением спросил: — Как это они тебя не пристрелили?
— Не заметили, — с трудом выдавил из себя Вилли.
— Считай, что второй раз родился! У Иванов разговор короткий — очередь в брюхо, и ты уже в раю.
Санитар недолго потоптался возле Вилли и ушел за подмогой. Он явно ему завидовал: ранение означало жизнь, это был «пропуск» в тыл, подальше отсюда, где стреляют и убивают.
Когда Вилли уложили на носилки и понесли в медсанбат, в одной из траншей он увидел и добродушного красноармейца, нашедшего его, и лейтенанта, и Саенко. Они лежали на глинистом бруствере, так и не выпустив из рук оружия. У лейтенанта взрыв гранаты снес полголовы, Саенко прошила автоматная очередь.
— Потом был госпиталь, «железка» на грудь за храбрость, звание ефрейтора, ампутация и… война для меня кончилась лучше, чем для многих других, — закончил свой рассказ Вилли.
— А ведь вполне могли добить, — задумчиво протянул Адабаш, — в бою остановиться трудно бывает.
— Могли, а не стали, — взволнованно сказал Вилли.
Адабаш понимал его: немецкий ефрейтор снова видел перед собой песчаный берег русской реки, бой, в котором нет никому пощады, черный зрачок автомата — сейчас выплеснет он огонь, но ефрейтор его не увидит, когда стреляют в упор, смерть приходит мгновенно.
— И ты все это пережил, Вилли? — воскликнула Ирма.
— Ваш рассказ вселяет надежды, — сделала неожиданный вывод фрау Раабе, — русским, оказывается, свойственно милосердие. Хотя доктор Геббельс утверждал, что эти варвары будут насиловать всех немок и убивать младенцев.
— Мама! — всплеснула руками Ирма. — Не забывайте, господин капитан — русский!
— Это же говорила не я! — удивилась ее возмущению фрау Раабе. — Это утверждал доктор Геббельс.
— Провались он в преисподнюю, — гневно сказал Вилли. — Теперь видите, до чего эта бешеная свора довела Германию?
За окнами полыхали пожары. Глухо обрушивались на землю обгоревшие стены зданий. Даже сюда, в комнату, доносился горький запах гари. Какой-то офицер командовал истеричным голосом: «Вперед, сволочи!» Он, наверное, гнал на передовую очередную партию обреченных на смерть.
