– Боле с тобой не говорю! – отвернулся Олексей. – Виноград – то крыжовник, токмо у него в одной грозди сто ягод висит. Его моя жена будет ести!
– Ну, значит, мне не попробовать, – нарочито грустным тоном сказала Феодосия.
– Уж точно!
Наконец, дорога выбежала из леса, и обоз поехал средь полей, ибо дикие леса округ Москвы давно были сведены, и теперь местность представляла собой множество деревень и слободок в окружении небольших рощиц берез, ив или сосен. На холмах виднелись богатые поместья, усаженные ровными рядами лип и дубов и украшенные садами яблочных, грушевых и иных фруктовых овощей. Крыши усадеб блестели медным блеском, а сами усадьбы были настоящими сказочными дворцами из множества теремов, соединенных между собой переходами, галереями-гульбищами, с башенками и шпилями. На каждый ярус теремов со двора вела своя укрытая кровлей лестница, а каждое из многочисленных крылечек венчала сияющая вертушка в виде хоругви, петуха или коня. В стрельчатой светелке над каждыми воротами помещалась роскошная яркая икона в резном окладе, а на повороте дороги в поместье стояли на столбах хороминки вроде игрушечных, с настоящей крышей и окошком, за которым тоже виднелись иконы.
При виде очередных хором, одни роскошнее других, глаза у Олексея загорались завистью, Феодосия же глядела на дворцы с восхищением, но без помысла воцариться в таком же, а то и лепее. Так у благонравного человека извергается в душе восторг при виде дивной иконы, но и в голову не придет утащить сей образ в свой дом. Для Феодосии истинно прекрасным было то, что принадлежало всем, – природа; а что возжелать мог любой возжелавший сей предмет человек – наука; или то, что дорого было сердечной привязанности, как дорога# была ей хрустальная скляница с мандарином, подаренная возлюбленным Истомой.
Под стать хоромам были и повозки, от богатства которых у Олексея захватывало дух. Колико же их двигалось взад и вперед на дорогах! Как гусей! А сколь роскошно разукрашены возы! Один из них привлек и взгляд Феодосии. Сотворен в виде ладьи, на коей стоял огромный сундук с золочеными коваными накладками и окошками из слюдяных пластин, и все размалевано по багряному фону синими и золотыми вьюнками. А лошадей впряжено три пары! И рядом с возом, держась за золоченые же ухватки, бежали с двух сторон разодетые в короткие парчовые кафтаны явно иноземного пошива высокие красивые молодые детины! Да еще впереди и в хвосте мчались верховые в меховых шапках и сафьяновых сапогах. Лошади под всадниками играли, что вода на перекатах, а гривы и хвосты их летели волнами, словно у девиц, распустивших на реке косы.
