Я ошибся. Фелисити только кивнула и отвела глаза.
— Я обязана, — сказала она, — забрать тебя отсюда. Неужели тебе так уж совсем негде устроиться в Лондоне?
— Со мною, Фелисити, все в порядке, так что ты не тревожься.
— А что ты думаешь о Грации?
— А что я должен о ней думать?
По Фелисити было видно, что мой ответ ее возмутил.
— Я, — сказала она, — бессильна тут что-нибудь сделать. А вот ты должен с ней повидаться. Ты ей нужен, у нее нет никого другого.
— Но она же меня бросила.
Глава седьмая моей рукописи и несколько следующих: там, в моей рукописи, Грация — это Сери, девушка на острове. Я встретился с Грацией на греческом острове Кос, как-то летом. Я отправился в Грецию, пытаясь понять, почему она представляет для меня некую смутную угрозу. Греция казалась мне местом, куда люди приезжают и тут же влюбляются. Это было место, бросавшее сексуальный вызов. Друзья возвращались из экскурсионных туров очарованными, Греция являлась им во сне. В конце концов я откликнулся на этот вызов, поехал и встретил Грацию. Какое-то время мы путешествовали по Эгейским островам, спали вместе, а затем вернулись в Лондон и долго друг другу не звонили. Так прошло несколько месяцев, а потом мы встретились, совершенно случайно, как то бывает в Лондоне. И я, и она были околдованы островами, все время слышали их дальний зов. В Лондоне мы влюбились друг в друга, и мало-помалу зов островов умолк. Мы стали совсем обычными. Теперь она превратилась в Сери и под конец рукописи останется в Джетре одна. Джетра была Лондоном, острова были у нас позади, но Грация приняла слишком много снотворных таблеток, и мы с ней порвали. Все это было в моей рукописи, приведенное к высшей правде. Я устал.
Чайник закипел, и Фелисити пошла заваривать кофе. Сахара не было, молока не было, да еще и сидеть было негде. Я подвинул рукопись в сторону и отдал сестре стул. Несколько минут она ничего не говорила, а только держала в руках чашку и иногда из нее отхлебывала.
— Я не могу все время кататься туда-обратно, чтобы не терять тебя из виду, — сказала она потом.
— А никто тебя и не просит. Я уж как-нибудь сам о себе позабочусь.
— Интересно же ты это делаешь — ни крошки еды, клозет забит, грязь, как в свинарнике.
— Мне нужны совсем другие вещи, чем тебе. — (Она ничего не ответила, а только оглянулась на мою белую комнату.) — А что ты скажешь Эдвину и Мардж? — спросил я с некоторой опаской.
— Ничего.
— Мне и их здесь не хочется видеть.
