когда решаются судьбы мира, будущее детей. Что ожидает их завтра: царские тюрьмы (в такой тюрьме родился сын самого Дзержинского), печи Освенцима или страна весны и солнца, мягких сумерек, добрых дождей, хлеба и песен, человеческой нежности и бесчисленных скромных чудес, которые так остро чувствовал их любимый волшебник Андерсен? Нормальная страна детства, о которой мечтал маленький принц Сент-Экзюпери, рожденный его сердцем и фантазией в сорок третьем году…
Когда я писал выше: «этика Андерсена», то, разумеется, отлично понимал условность этой формулы: рядом с его именем можно поставить многие дорогие человечеству имена. Я сосредоточиваю мысль на Андерсене, потому что, по-моему, он особенно свежо, детски непосредственно и благодарно ощущал то чудесное и таинственное, что живет в окружающем нас мире. И он сознавал, что этот второй план действительности, ее волшебный «подтекст» нуждается в нашей деятельной доброте не меньше, чем слабый весенний росток в оберегающих ладонях ребенка.
…С дочерью иду по опавшим листьям. В осеннем лесу духовность мира видна особенно отчетливо, и кажется странным, что лес, осыпаясь, непрерывно утрачивая что-то, ликует.
Если верить ботаникам, лист опадает, отдав жизненную силу — до последней элементарной частицы — дереву. Он опадает, когда в нем уже нет ничего, что могли бы дерево питать, когда его дар, удивительнейший в мире дар фотосинтеза, исчерпан. Он летит к земле, оставив себе лишь красоту. Видимо, в этом и ответ: почему осенний лес, утрачивая, ликует.
Дочь моя идет по листьям, как по воде, загребая их ногами, подняв руки кверху и смеясь.
Две женщины вошли в дом…
Люди глубоко осознают трагическое несоответствие между самими первоосновами жизни и злом, когда зло становится разрушительным: убивает детей, уничтожает большие ценности, когда обрушиваются на ночные беззащитные города и села мегатонны зла.
А может быть, стоит измерять его… микронами? Их враждебность первоосновам жизни не столь очевидна, но чем меньше будут единицы измерения зла, тем будет лучше для человека.
Через несколько минут в эту книгу войдут наши современники. Читая дочери Андерсена, братьев Гримм, Афанасьева, Перро, я иногда с удивлением замечал, что вижу перед собой не только героев волшебных историй, но и реальных людей — токарей, шоферов, краеведов, лесников, — думаю об их заботах и человечности.
Получалось как бы два «плана»: первый — дочери, фантастический, и второй — мой, совершенно реальный. Но, конечно же, между ними не было непроходимого барьера, и бывало часто, что оба плана соединялись в один. Из этого одного, синтезировавшего в себе волшебные истории и реальность, родилась моя книга.
