— Что на работе? — Мать бросила на меня косой внимательный взгляд.
— Ну, тут, наверное, все не так хорошо. Мне нужно закончить одно дело. Потом…
Она удовлетворенно кивнула и убрала прядь черных волос за ухо.
Исключительно по привычке я попытался отыскать в них седину, но потерпел поражение. Одному богу известно, сколько раз я заглядывал в аптечку матери, пытаясь отыскать там краску для волос, но не нашел ничего более злостного, чем витамин E, розовая эссенция и несколько заживляющих кристаллов. Моя мама снова посмотрела на меня и улыбнулась, будто знала, о чем я думаю, и получала удовольствие. В этой игре она одерживала победу вот уже лет пятнадцать.
— Я тут разговаривала с профессором Митчеллом из нашего университета, — сказала она.
Я принялся немного энергичнее резать кинзу.
— Мама…
— Прошу тебя, милый, мы всего лишь немного поболтали.
— Значит, поболтали?
— Разумеется. Прошло, наверное, лет десять с тех пор, как я участвовала с его женой в том художественном шоу.
В соседней комнате один из парней разбил пирамиду, и другой уважительно присвистнул. Джесс швырнул банку из-под пива в мусорное ведро и попал. «Ойлерс» выигрывали.
— И ты совершенно случайно наткнулась на телефон Митчелла в своей записной книжке.
— Совершенно верно.
Я стряхнул остатки кинзы с ножа в кастрюлю. Луковички уже стали коричневыми, и сметана была готова. Полоски жареной кукурузной тортильи лежали в миске рядом с плитой, готовые отправиться вслед за кинзой.
Я вытер руки.
— И когда ты с ним разговаривала… — подсказал я ей.
Мать пожала плечами.
— Ну, хорошо. Я действительно спросила, нет ли у них вакансий на факультете английского языка.
Я с тоской посмотрел на большой кухонный нож, который пару минут назад держал в руках.
— Знаешь что, Джексон, он повел себя очень мило.
Только мама называет меня Джексон и при этом остается в живых. Ей нравится ставить меня рядом с двумя первыми Джексонами Наваррами — моим отцом и дедом. Иными словами, получается, что я третий в компании безнадежных мужских особей.
Зазвонил телефон. Мама сделала вид, что удивлена, но у нее не слишком получилось.
— Боже праведный, интересно, кто это?
Я смирился с неизбежным и сказал, что возьму трубку. Мама улыбнулась.
Я вышел с телефоном на веранду, остановился около джакузи, снял трубку и сказал:
— Профессор Митчелл?
На другом конце возникла удивленная пауза, потом добродушный голос проговорил:
— Это же ведь Трес, верно?
Когда я подтвердил его подозрения, он рассмеялся и пустился в стандартные воспоминания о моем детстве, заявил, что давно не слышал моего голоса и страшно рад, что я уже вышел из пубертатного возраста. Я ответил, что тоже весьма этому рад.
