— Очень. Одни верили в одного Бога, другие — во множество богов. Одни утверждали, что есть загробная жизнь, другие — отрицали ее полностью.
— Так где же любили Иисуса?
— В Галилее.
— Тогда зачем нужен был Иерусалим?
— Нужен был весь Израиль. Мне кажется, Иисус сам поверил в то, что он Мессия.
— Наташка, что мы все о Боге, но ведь, есть еще и Сатана. Если бы его не было, то и значимость Бога для людей была бы не велика.
— Думаю, да.
— Интересно, а Сатана тоже сын человеческий? У него, наверно, тоже есть биография, пусть выдуманная, но есть. У его матери и отца, конечно же, есть имена. И еще мы знаем, что Дьявол — это злость, это не любовь. Но ведь Бог, любя всех, не любит никого. У него нет дома, нет друзей и, похоже, нет и врагов. Он так одинок в своем бессмертии.
— Кирилл, тихо, тихо. Бог поругаем не бывает.
— Боишься гнева Господнего?
— Боюсь.
— Не веришь, а боишься?
— Не верю и боюсь. Давай, дорасскажу свою версию истории Христа.
— Давай.
— Помнишь у Булгакова, Понтий Пилат долго не соглашался на смерть Иисуса. Но я что-то не помню там главного.
— А что главное?
— А главное то, что настояли на распятии все те же ессеи.
— Братья по вере?
— Да. Именно братья по вере.
— Но почему?
— Потому, что для подтверждения пророчеств, Христос врачевал и очень удачно. Кстати, ессеи в переводе означает врачеватели.
— Что тут плохого?
— Плохо то, что нельзя раскрывать чужие тайны.
— Уметь лечить было тайной?
— По-моему, это и сейчас тайна. Вот этого ему и не простили. Так что, решающее слово было собратьев-ессеев.
— А потом?
— Что потом?
— Воскрешение.
— Кирилл, я выскажу только предположение. Дело в том, что в некоторых книгах проскальзывает информация: Иисус был в Индии, где ознакомился и овладел знаниями иогов.
— То есть, умел надолго останавливать всю жизнедеятельность?
— По-моему, они умеют до трех суток. А у Христа — распятие, снятие с креста и исчезновение — по времени заняло меньше суток.
— Куда же он делся потом?
— Не знаю.
— Ну, вот. Самое главное и не знаешь, — улыбнулся Кирилл.
— Да, самого главного я, наверно в самом деле, не знаю.
Через темные тяжелые шторы все-таки пробивался рассвет.
Не смотря на вчерашнюю усталость, Наташе не спалось. Уже который раз вспоминала вчерашний разговор.
— Почему среди всего, о чем говорилось, его интересовала мысль о Сатане? — думала она, — что это: демонстрация собственных мыслей, желание высказать противоположную мысль или скрываемые жизненные предпочтения? Интересно, задумывался ли он над простыми понятиями: страх, стыд и совесть? Важны ли они для него?
