— Это о пирамиде Хеопса?
— Да, и о ней. Так вот, на другом берегу Нила, в пустыне, — несколько захоронений. То есть, это очень маленькие пирамиды. Я бы даже сказала, что это не очень высокие насыпи. В каждую из них — вход. Но внутри, в большом помещении, ничего нет — разворовали
— Так что, народ во всем мире, не только у нас, любит «халяву»?
— Конечно. А если она еще и хороший доход приносит, то — что говорить. Там же есть пирамида — меньше других — это усыпальница Тутанхамона.
— А почему меньше других?
— Он был очень молод.
— Вот как? Она тоже пуста?
— Конечно. Все, что там было, сейчас в Каирском музее.
— Вы были в музее?
— Была.
— Понравилось?
— Нет.
— Почему?
— Мама, мне кажется, водила тебя в Эрмитаж?
— Да. Я два года назад был там.
— Ты был в Египетских залах?
— Конечно.
— Понимаешь, все, что скупали русские и европейские музеи, это самое лучшее из награбленного.
— Что значит: самое лучшее?
— Все в хорошем состоянии. И каменные, и деревянные саркофаги и маски — все целое. А в Каирском музее — что осталось: там отбито, там потеряно, там отломано. В общем, не в лучшем виде.
— А скульптуры жрецов, у которых глаза сделаны из смеси меди и хрусталя вы видели?
— Да.
— Здорово. Полное впечатление, что живые глаза.
— На меня это тоже произвело впечатление.
Наташа не заметила, что рядом стояла официантка и очень внимательно слушала. Наконец, она сказала:
— Уже половина двенадцатого — мы закрываемся.
Будильник мобильного визжал, как ошалелый. Семь часов. В восемь двадцать — автобус на Судак. Наташа хотела в течение дня решить все вопросы, а вечером успеть вернуться в Симферополь. У нее не было никаких дел в городе. Просто, не любила спать в новых местах. В общем-то, она всегда командировки в Крым составляла так, чтобы ежевечерне возвращаться.
Утро, рассчитанное по минутам, закончилось в вальяжном «Мицубиси». В такую рань его наполнили те, кто прибыл поездами, и тут же разъезжались дальше по Крыму.
В утренних горах было что-то сказочное. Они призывали мечтать, может быть, обдумывать. Но уж, равнодушными, точно, не оставляли.
Полуусевшись, а скорее, полулежа, в остатках дремоты она вместе со всеми двинулась в путь. С одной стороны — хотелось доспать, с другой — неумолимый думательный процесс не давал заснуть.
В общем, вчерашний вечер не произвел никакого душевного впечатления. Мальчик оказался красноречив, все, что он рассказывал, независимо от темы, было приятно слушать.
Себя же слушать Наташа любила всегда — был грех. Но почему грех? Ведь, как всякий интеллигентный человек, она старалась рассказывать собеседнику то, что на ее взгляд, было интересно, и очень редко ошибалась. Не имела привычку прерывать разговор комментариями, задавать выуживающие вопросы, возвращаться воспоминаниями к не самым приятным моментам жизни. Но и говорить о продуктах, тряпках, кулинарных изысках и бесконечной экономии не любила.
