Однообразно стучащие колеса, слабый свет и мысли привели к дремоте.
Солнце еще только-только поднималось, но уже было понятно, что день будет чудесный. Очень рано, а уже светло-светло, даже ярко.
Все вовремя успели, без очередей и спешки. Проводник принес чай. То ли легкий завтрак, то ли утреннее чаепитие, но как-то молча. Кроме «доброго утра» — больше никакого желания общаться. Все молчат. Все готовы к выходу. И вдруг Наташа, как-то даже неожиданно для себя, обратилась к простушке и сказала: «Мужчина должен быть умным и надежным, — помолчала и добавила, — а все остальное можно понять, простить или, просто, не замечать».
Все удивленно посмотрели на нее. Похоже, согласились.
Все, как всегда. Остановка поезда, суета прибывших и встречающих. Все спешат. Вчера спешили на поезд, сегодня по своим делам в Крыму. Большая часть приехавших едет дальше на автобусах, маршрутках, такси — по всему побережью: кто куда.
Харьков остался позади еще вчера, когда поезд отошел от перрона. А сейчас вагон остается позади. Впереди Крым. Наташа, как всегда, медленно спускается по неудобной металлической лестнице вагона. Она не может быстро, больная нога уже больше 20 лет дает о себе знать. Ее, «родимую», нужно беречь. Хоть болит, но все-таки ходит.
Вдруг кто-то сзади крепко взял ее дорожную сумку и помог спуститься вниз. Обернувшись, увидела перед собой вчерашнего знакомца. Молодого, красивого, улыбающегося.
— Доброе утро.
— Доброе.
— Тетя Наташа, я, ведь, не ошибаюсь?
— Нет.
— Простите, я не знаю вашего отчества.
— Леонидовна.
— Давайте отойдем в сторону, чтобы не мешать.
— Давайте.
Молодой человек держал в руках ее сумку и свой огромный рюкзак.
— Наталья Леонидовна, я — Кирилл.
Наташа удивленно молчала.
— Ну, вспомните. Десять лет назад вы с Витей и я с мамой плыли десять дней по Ладоге.
— Вспоминаю.
Ее лицо озарилось улыбкой.
— Кирюша?
— Да-да, это я.
— Господи, ну, разве я могла узнать в таком красавце того худенького мальчика.
И помолчав, продолжила.
— Как же ты изменился за эти годы. Из ребенка — взрослый мужчина.
Замолчала. Естественная мысль продолжила фразу: представляю, как изменилась я.
— Наталья Леонидовна, вы совершенно не изменились.
— Совсем, совсем?
Смутившись, юноша тихо сказал: «Вы такая же красивая».
— Ой, Кирилл, перестань, не смущай пожилую женщину.
— Что вы, что вы.
— Я ведь ровесница твоей мамы. Кстати, а почему ты ничего не говоришь о ней?
— Еще не успел.
— Рассказывай.
— У нас семь лет назад умер папа.
