Руских жупника… которого мы испытавши честность, любовь и доброжелательство (для чего мы взяли его себе за отца); и о том мы убедительно его просили, для большаго утверждения взаимной нашей любви, чтобы вышереченную дочь свою панну Марину за нас выдал в замужство». В подлиннике сказано более изящно и даже поэтично, чем в переводе Карпа Армашенка, опубликованном в «Собрании государственных грамот и договоров». Царевич просил его милость пана воеводу, чтобы тот позволил «поменять» ее милости статус дочери на положение жены.
Самозванец трезво осознавал свое незавидное положение непризнанного наследника Московского царства. Следом за просьбой о женитьбе на Марине содержалось упоминание о том, что царевич пока не достиг своего «наследственного» владения, и раньше выполнения этого условия стороны и не собирались давать ход всему делу. «А что тепере мы есть не на государствах своих, и то тепере до часу, – писал царевич Дмитрий. – А как даст Бог буду на своих государствах жити, и ему б попомнити слово свое прямое, вместе с панною Мариною, за присягою; а яз помню свою присягу, и нам бы то прямо обема здержати, и любовь бы была меж нас, а на том мы писаньем своим укрепляемся». Действительно, присягали и договаривались о принятых на себя «кондициях» обе стороны. Царевич и сандомирский воевода вместе придумали такую последовательность действий: во-первых, как только царевич достигает престола, он будет обязан выплатить воеводе миллион злотых «подъемных», «как его милости самому для ускорения подъема и заплаты долгов, так и для препровождения к нам ея [милости] панны Марины, будущей жены нашей». Дополнительно выдавались драгоценности из московской казны и столовое серебро. Во-вторых, следующим шагом будет отсылка посольства к королю Сигизмунду III для того, чтобы он одобрил брак будущего московского государя и Марины Мнишек, «чтоб то наше дело, которое ныне промеж нас, было ему ведомо и позволил бы то нам зделати без убытка». В-третьих, в обеспечение прав, а по сути в «приданое» от жениха к невесте (!), московский царевич обещал два государства – Великий Новгород и Псков «со всеми людьми». По заключении брака Марине Мнишек должны были выдать из царской канцелярии «привилей» с подписью и печатью царя Дмитрия Ивановича. Высокие договаривающиеся в Самборе стороны предусмотрели даже такую гипотетическую возможность, как отсутствие потомства у будущей царской четы. В этом случае права Марины Мнишек на Новгород и Псков все равно должны были остаться незыблемыми. Марина могла оставаться в своей вере и основывать там католические монастыри и церкви. Царевич Дмитрий подтверждал, что готов вести все Московское государство к церковному единству с римско-католической верой. Правда, были основания сомневаться, что план этот будет встречен с одобрением в Московском государстве, поэтому будущему царю Дмитрию Ивановичу давался на выполнение обещаний по достижении им престола один год. В противном случае, говорилось в записи, «ино будет вольно пану отцу и панне Марине со мною розвестися».
