Был вечер, и мы стояли с ним у открытого окна.
Напротив виден тихий домик с вишневым крылечком и синими ставнями. На крылечке сидит девушка и читает книгу.
Товарищ мой запел, и девушка подняла голову. Меня будто что-то ударило, я вздрогнул и, хотя не увидел её глаз, сразу почувствовал, что у неё те самые синие глаза, что так давно мне снятся…
А песня на своих огненных крыльях несла меня туда, где идут хлопцы с поля и «через тын склонилась голова дивчины…». И я представлял, как томно и нежно пере-клонилась она через тын и слушает песню хлопцев… Нет, то не хлопцы поют, а заря, что залила небо над яворами, и на её фоне одинокая девичья фигура у тына. Нет, не у тына, а вот сидит на крылечке в лиловой шали, такая незнакомая и родная…
Я написал ей записку и передал с казаком.
Написал так:
«Я не спрашиваю, кто вы, не надо знать, кто я. Но мы будем писать, видеть и не знать друг друга. Это будет так хорошо.
Жемчужный».
Она мне ответила:
«Это будет так хорошо. Мы будем чувствовать друг друга. Это лучше, чем знать. Я буду писать вам изречения моих любимых философов и писателей.
Констанция».
И мы стали переписываться.
Мы допереписывались до того, что уже не могли не видеть друг друга. Когда все засыпали, я раздевался донага и писал ей стихи, каждый вечер по семь штук. А потом, лёжа на спине, представлял себе до физической боли её губы и глаза. Вот её лицо склоняется над моим, исчезают стены, и синие глаза заливают всё небо… Губы, тёплые и вечно знакомые, прижимаются к моим, и, как в молитве, замирает моя душа…
И в один из вечеров я вместо казака, обычного нашего почтальона, подошёл к калитке, где стояла Констанция.
— Вы уже приготовили ответ моему товарищу?
— Нет ещё.
Я больше не мог играть и подошёл к ней.
— Мне хотелось пооригинальничать, но из этого ничего не вышло. Давайте знакомиться. — И я протянул ей свою руку. — Жемчужный.
Она тихо вздохнула и едва не упала мне на грудь.
— Какие у вас глаза?..
И будто сквозь дымку далёкого сна, как музыка всех моих порывов и исканий, с губ её тихо слетело:
— Голубые.
Но её позвала мать, и она ушла от меня.
Отлетел новый день, и вечер тихой голубой походкой пришёл на землю. Теплом шумели деревья, и батрачки гуляли с казаками. Я на противоположном тротуаре увидел Констанцию. Она грациозным и нежным поворотом головы звала меня.
Но я не стал переходить улицу, а продолжал идти по своей стороне, чтобы никто не заметил, что я иду к ней. Мы шли к деревьям, где было темно и безлюдно.
