Следующий:
— Я согласна с Петей: воровать стыдно. Но нам всем надо поскорее забыть об этом. Мне кажется, Леля и так наказана. Ей достаточно. Я думаю, она все перечувствовала.
И дальше — как прорыв плотины:
— Очень неприятно, когда на другого наговаривают. Нехорошо. Но со всеми бывает. Надо простить Лелю. Я уверена, она больше никогда так не будет.
— Воровать плохо. Есть еще много плохого. Не давать друг другу руку — тоже плохо. Тот, кто без пары остался, — ему же обидно очень. Оставить человека одиноким — это ж толкнуть его на что-то плохое. Леля плохо сделала. Но она больше так не будет. Не будет никогда. Я уверена.
— Мы в буфете часто вкусности покупаем, потому что нам деньги дают. Но не всем дают. Леле, например, не дают. А некоторые смеются. Выходит, они тоже виноваты в этом — в том, что кошелек стащили. Воровать очень плохо. Но Леля больше не будет.
— Я тоже думаю, что не будет (это Наташа). У В. М. ведь тоже мало денег. Нужно просто поставить себя на место другого человека. Тогда не сделаешь много чего плохого. А Леля не будет больше. И мы будем с ней дружить, потому что мы себя тоже на ее место поставить можем.
Леля больше не улыбается. Она вот-вот заплачет (я, впрочем, тоже). Значит, живем дальше? Кризис миновал? Пожалуй, я даже смогу почитать им сегодня что-нибудь «доброе и прекрасное».
— Я рада, что каждый из вас высказал свое личное мнение. Спасибо. Признаюсь, вчера мне было очень плохо от всего, что произошло, будто я сама что-то своровала или кого-то оговорила. Я не могла смотреть на Лелю — из-за Наташи. Но я ругала себя за это чувство. Я знаю, что Леля ко всем нам очень привязана, и она не хочет поступать плохо. Я тоже хочу, чтоб мы больше не вспоминали об этом. Мы все получили урок. В этом я с вами согласна.
Теперь надо улучить момент и обнять эту поганку Лельку: она очень в этом нуждается. Впрочем, я, кажется, не одинока в своих намерениях, и сегодня Леле достанется в буфете много вкусностей. Будто она именинница. Похоже, она и впрямь заново родилась…
* * *
— Знаете, я решила пока не увольняться, — сообщаю я за ужином своей семье (явно разочарованной этим известием). — Я лишний раз убедилась, что у меня в классе учатся люди.
— Люди? Прямо уж — люди? И как же ты это вдруг определила?
— Мне кажется, я сформулировала критерии измерения человечности.
— И…
— Люди — это отдельные представители вида homo sapiens, у которых ослаблено желание съесть живьем такого же, как они, по моральным соображениям.
