Математичка смотрела холодно и отстраненно. Она заранее знала: этот Экбер не в состоянии активизировать «мыследеятельность» первоклассников. И он еще собирается стать учителем! Но сразу математичка никогда не отступала. В конце концов это прямой преподавательский долг — активизировать мыследеятельность Экбера:
— Я прошу вас говорить языком науки методики.
В этот момент Илюша вдруг посмотрел на меня. Я не знаю, что он увидел: наверное, мне было весело.
Не настолько, как остальным. Но все-таки весело. Хоть какое-то разнообразие после нуднейшей лекции про сине-зеленые водоросли.
Илюша вдруг побледнел, как висельник перед казнью, и сказал:
— Понимаете, я не считаю, что методика — это наука.
В аудитории замерли.
— Видите ли, — попытался он смягчить впечатление, — я полагаю, методика все-таки ближе к искусству: разные дети — разные объяснения. А такая вот жесткость, такое единообразие… Вряд ли тут можно все наперед рассчитать. Это плохо совместимо с искусством… Вряд ли мы сможем понять суть картин Модильяни с помощью циркуля и линейки.
Взгляд математички никогда теплотой не лучился, теперь же ее глаза сделались ледяными, губы плотно сжались. Превратились в прямую линию. В несгибаемую линейку с меленькими насечками. Этой линейкой математичка, без всяких сомнений, собиралась измерить жизнеспособность Экбера.
Потому что до сессии оставалось чуть меньше месяца. До нашей последней сессии перед госэкзаменами.
Иными словами, я оценила.
Прямо признаюсь: Илюша меня поразил. И моя мыследеятельность явно активизировалась.
Но отношений так и не получилось.
— Все, с меня хватит! Иди на последнюю парту. (Это мне, практикантке.) И никаких тебе больше уроков! До контрольной неделя. Устроила тут дом отдыха.
(Дальше — детям.)
Всем встать!
Сесть!
Смотреть на доску.
Пишу: 22 разделить на 3.
Ты! Вот ты! Отвечай! Быстро! Сколько? Считай, я говорю! Что молчишь? Я тебя спрашиваю или нет? Не знаешь? Стой. Распустила нюни!
Ишь, обрадовались! Добренькую прислали. «Пусть она будет подольше!» Я покажу вам «добренькую». Я вам покажу «подольше».
Теперь ты! Поднимайся. Ответ знаешь? Что застыл? Я тебя спрашиваю или нет? А ну смотри на доску! Будешь считать или нет? 22 разделить на 3. Что, тоже язык отсох?
Это нечестно, нечестно! Она не дает им подумать.
— А ну, давай, поднимайся! 22 разделить на 3. Быстро! Ответ! Не знаешь.
Теперь ты. Ответ! Молчишь? Стой со всеми.
Плачут уже семь человек. Господи милостивый! Сколько же будет 22 разделить на 3?
