Не слишком ли все это было эффектно? Не чересчур? Передышкаво всяком случае необходима:
юптички, поющие нарассвете над кое-где запущенным до неприличия, кое-где -- до неприличия же зареставрированным Донским монастырем: именно отсюда, от ОтделаСношений или как он у них там? очень ранним рейсом отбывает в Иерусалим группапаломников; кто уже забрался внутрь, кто топчется покавозле -- автобуса; все сонные, зевающие: двое-трое цивильных функционеров старого склада, двое-трое -- нового; упругий, энергичный, явно с большим будущим тридцатилетний монах; несколько солидных иерархов; злобная, тощая церковная старостаиз глубинки; непонятно как оказавшаяся здесь интеллигентного видапарас очень болезненным ребенком лет тринадцати; вполне понятно как оказавшаяся здесь парасотрудников службы безопасности, принадлежность к которой невозможно как описать, так и скрыть и, наконец, разумеется, Нинка: сновав черном, как тогда, в лавре, только в другом черном, в изысканном, в дорогом, -- крестик лишь дешевенький, алюминиевый, которым играла, тоскуя, читая Евангелие, тогда: в недавнем -- незапамятном -- прошломю
-- Отец Гавриил, -- подавив зевок ладонью, интересуется один иерарх у другого. -- Вы консервов-то захватили?..
юулицы летней утренней Москвы, наскорости и в контражуре кажущиеся не так уж и запущенными, накоторые смотрит Нинкапрощальным взглядомю
ювыход из автобусау самораздвигающихся прозрачных дверей, затем одним только нам нужный, чтобы, готовя точку первого периоданинкиного пребывания нароссийской земле, мелькнуланеподалеку ожидающая хозяиназнакомая ЫВолгаы 3102 со жлобом-водителем, прикорнувшим, проложив голову трупными руками, нарулею
юпревратившееся в форменный Казанский вокзал с его рыгаловками, очередями, толкучкою, узлами, с его сном вповалку нанечистом полу, с его деревенскими старичками и старушками Шереметьево-2ю
юпрощальный, цепкий, завистливый взгляд юного бурята-пограничника, сверяющий Нинку живую с Нинкою сфотографированной ию
юкайф, торжество, точка: разминаясь с ним навходе-выходе, Нинкавысовывает язык и, отбросив дорожную сумку, делает длинный нос возвращающемуся с большим количеством барахланаРодную Землю вельможе, Николаю Арсеньевичу, сережиному отцу.
Самолет взмывает, подчистую растворяется в огромном ослепительном диске полчасаназад вставшего солнца -- и вот она, наконец -- Святая Земля!
Еще не вся группаминовалапаспортный контроль (аНинка, словно испугавшись вдруг сложности и двусмысленности собственной затеи, которую, занятая исключительно преодолением преград, и обдумать как следует не успелапрежде, -оказалась в хвосте), как внутреннее радио, болтавшее время от времени навсяческих языках, перешло наединственный Нинке понятный, сообщив, что паломников из России ожидают у шестого выхода.
