— Стой! — послышался окрик.
Ваня узнал голос жандарма Курца. И в то же мгновение Максим с кошачьей быстротой и легкостью отскочил от него в сторону и исчез под вагоном. Ваня бросился к глинобитной стене. Раздался выстрел, и кепку его точно ветром сдуло с головы. Вторая пуля ударила уже в стену, когда он с разбегу перепрыгнул забор.
Очутившись на другой стороне, Ваня дважды выстрелил через пролом в заборе туда, где притаился Курц. Тот вскрикнул, скверно выругался и побежал.
С гулко бьющимся сердцем Ваня притаился у стены. Издали доносились крики жандармов, вспыхивали, гасли огоньки. На мгновение луч карманного фонаря выхватил из темноты бегущего к проходу Максима.
Чтобы отвлечь погоню на себя, Ваня открыл стрельбу. Но хотя он и опустошил одну за другой две обоймы, цели не достиг. Огоньки сначала вытянулись цепочкой вдоль проволочной ограды, а потом замкнулись в круг. Донесся выстрел, кто-то вскрикнул, и вдруг все стихло.
Ваня стоял ошеломленный. Неужели Максим погиб? Ведь это он повинен в его провале. Он вглядывался в темноту, все еще не веря случившемуся.
А на путях снова растянулись в цепочку огоньки, залаяли собаки. Начался прочес станции и прилегающих к ней улиц. Ваня рванул ворот рубахи и, отпрянув от забора, стал быстро взбираться по крутым улочкам Зеленой горки…
Дверь ему открыла Петькина мать, Настасья Павловна, или, как все ее звали, тетя Ната.
— Где Кузьма? — спросил Ваня, тяжело дыша и с трудом преодолевая в голосе дрожь.
— Спит. А на что он тебе? Случилось что?
— Успокойся, тетя Ната, ничего особенного, — Ваня прошел к лавке, на которой спал Кузьма, и растолкал его.
Кузьма не удивился, что его разбудили. Нередко случались такие ночные побудки и вызовы к Ревякину.
…Ожидая возвращения товарищей, Александр сидел на кухне и делал записи в дневнике — толстой клеенчатой тетради, которую в шутку называл бортовым журналом подполья.
За ширмой посапывал Людвиг. В соседней комнате свет погас — Лида тоже уснула.
Александр любил в тихие ночные часы посидеть над тетрадью. Это был своего рода разговор с самим собой и отчет перед совестью своей за содеянное, раздумья о будущем и точнейшая хроника жестокой борьбы подполья.
Александр стал записывать события последних трех дней.
«29.10.43 г., пятница. С раннего утра по Симферопольскому шоссе идут одна за другой колонны автомашин, нагруженных разным военным имуществом. Немцы злые, как голодные звери. Заметна паника.
В 20 часов заработал наш радиоприемник. Радостные вести с фронта. В 21 час прилетели наши соколы. Осветили город ракетами. Светло как днем. Охваченные животным страхом, «победители» бегают как очумелые. Зенитные батареи открыли беспорядочный огонь, прожекторы почему-то не светят, зенитки бьют, куда вывезет.
