Она снова умолкла, покачала головой. Окидывая взглядом свои воспоминания. Они должны были оставаться на своем месте, пока не станут ничьими воспоминаниями, пока жив хоть один из тех, кому они принадлежат. Во имя достоинства, а не из страха. Так думал Вис. И продолжал слушать, особенно когда она замолкала. Она начала рассказывать о том, как полгода ее держали в Хаэне, потом перевели в Сантурран, Мотрико, “чтоб заморить меня голодом”. Прошло пять лет.
Я вышла, но были еще пять лет высылки. Мне было запрещено возвращаться в город, где жили мои дети и родители. Я нарушила этот запрет десятого июня, из тюрьмы вышла седьмого мая, а десятого июня приехала повидать родителей и детей, а там пусть хоть обратно в тюрьму.
Вис — Но в каком году, в каком году?
Алькальдесса — В сорок четвертом. Алькальд послал служащего к моим родителям сказать, что, может быть, я забыла, что выслана, так он об этом напоминает. И в субботу меня заберут, и если я не уеду, то и ему несдобровать. Мне стыдно говорить об этом, но алькальд выгнал меня из города, потому что я была выслана на пять лет. И я стала жить вдали от родных мест. Потом начала новую жизнь в Валенсии. Спасибо Валенсии, спасибо Честе, обоим спасибо. Приютили моих детей и меня приютили. Спасибо Честе и спасибо Валенсии.
Повторяя эти слова, алькальдесса уже удалялась от нас, она снова становилась одинокой фигуркой в глубине пейзажа.]
Теперь о том, что не было записано на магнитофон.
Вис спросил алькальдессу:
— Кто была жена Хасинто Родеро?
— Женой Хасинто была Энкарнасьон. Энкарнасьон Монтес.
— А кто был мужем Хосефы Вильяр?
— Железная Рука. Хосе Гонсалес.
Затем, после особенно глубокого молчания, из которого она вышла, как показалось Вису, еще более погруженной в свои воспоминания, она сказала:
— Железная Рука. Его тоже расстреляли. В ноябре тридцать девятого, на кладбище Вильякаррильо. В тот день было холодно.
Вис поинтересовался, согласна ли алькальдесса с ним в том, что, по всей вероятности, Хосефа сама спрятала полученное письмо (которое Вис ей уже показал), значок ВСТ и все остальное в картину, на которой была изображена Пресвятая Дева. Алькальдесса ответила:
— Нет, это невозможно, Хосефа была протестанткой.
Сказала как отрезала. Вис как будто сдался. Но немного погодя сказал:
— Ясно, ясно. Но в те времена спрятать что-нибудь в картину религиозного содержания мог не только верующий человек. Это мог сделать и неверующий, главное, чтобы тайник был неприкосновенным для других. Железную Руку расстреляли. Хосефа получила это письмо… — Тут Вис замолчал, алькальдесса, задумчиво глядя на него, согласно кивнула, и Педро тоже.
